Закон пустыни - Кристиан Жак

– Твое будущее выглядит довольно мрачно, дорогой мой.

– Ты не имеешь права разрушать наше существование; разве мы плохо жили все эти годы? Ты пожалеешь об этом, когда остынешь. Нас слишком многое связывает.

– Это ты все разрушил. Развод – единственный выход.

– Ты представляешь себе, какой будет скандал?

– Пусть лучше так, чем стать посмешищем. И скандал ударит по тебе, а не по мне; я же, напротив, буду выглядеть жертвой.

– Это бессмысленная затея. Прости меня, и пусть все останется по-прежнему.

– Ты унизил меня, Денес.

– Я этого не хотел, ты же знаешь. Мы слишком тесно связаны, дорогая; если ты разоришь меня, то и для тебя это будет началом конца, наши дела так тесно переплетены, что разрыв невозможен.

– Наши дела известны мне лучше тебя. Ты красуешься, а работаю я.

– Не забывай, что у меня прекрасные перспективы. Разве ты не хочешь разделить их со мной?

– Говори яснее.

– Над нами пронеслась буря, моя милая; в какой семье их не бывает?

– Я полагала, что буду избавлена от подобных неурядиц.

– Предлагаю заключить перемирие, чтобы обдумать все как следует. Поспешность только навредит. Такой хищник, как Тапени, была бы слишком рада разрушить то, что мы возводили с таким трудом.

– Говорить с ней будешь ты.

– А я хотел просить об этом тебя.

* * *

Северный Ветер уже поднялся на борт судна, отправлявшего в Фивы; осел жевал свежее сено, меланхолично поглядывая на реку. Проказница, зеленая обезьянка Нефрет, ускользнув от хозяйки, взобралась на мачту. Смельчак вел себя более сдержанно: видимо, его беспокоила перспектива долгого путешествия, и он старался держаться поближе к Пазаиру. Пес не был ценителем таких приключений, как морская качка, но готов был последовать за хозяином даже в бушующее море.

Сборы были недолгими; бывший старший судья царского портика оставил дом и всю мебель своему предполагаемому преемнику, которого Баги не торопился назначать, предпочитая сохранить это место вакантным до того момента, пока появится серьезная кандидатура. Перед тем как уйти на покой, старый визирь, таким образом, отдавал дань уважения Пазаиру, который, на его взгляд, этого вполне заслуживал.

Пазаир, как в бытность простым квартальным судьей, имел при себе только циновку, в руках у Нефрет была ее медицинская сумка. Пространство вокруг них было загромождено ящиками с горшками и кувшинами, которые отправлялись в путешествие вместе с чрезвычайно шумливыми торговцами: те во все горло нахваливали друг другу свой товар, который везли на большой рынок в Фивах.

Пазаира печалило только одно – отсутствие Кема. Видимо, нубиец не одобрял его решения об отъезде.

– Нефрет, Нефрет! Не уезжайте!

Молодая женщина обернулась. Запыхавшаяся Силкет схватила ее за руку.

– Кадаш… Он мертв!

– Что случилось?

– Ужас… Отойдем в сторонку.

Пазаир свел на пристань Северного Ветра и позвал Проказницу. При виде уходящей хозяйки обезьянка спрыгнула с мачты. Смельчак покинул судно с чувством удовлетворения.

– Кадаш и оба его молодых любовника-иноземца отравлены, – выпалила Силкет единым духом. – Слуга сообщил об этом Кему, который сейчас находится на месте происшествия. Один из его помощников предупредил Бел-Трана… И вот я здесь! Все перевернулось, Нефрет. Ваше избрание на пост старшего лекаря снова вступает в силу… Вы снова будете моим доктором!

– Вы уверены в том, что…

– Бел-Тран утверждает, что ваше назначение не может быть оспорено. Вы остаетесь в Мемфисе!

– Но нам негде жить, у нас…

– Муж уже нашел вам жилье.

Слегка растерянная, Нефрет взяла мужа за руку.

– У тебя нет выбора, – сказал он.

Смельчак залаял, и в его голосе послышались необычные нотки. Лай был совсем не злобный, напротив, в нем звучало радостное удивление. Внимание пса привлекло двухмачтовое судно, только что прибывшее из Элефантины. На носу стояли молодой человек с длинными волосами и блондинка с роскошными формами.

– Сути! – завопил Пазаир.

* * *

Пир устроили на скорую руку, но было великолепно. Бел-Тран и Силкет отмечали разом назначение Нефрет и возвращение Сути. Главным героем был, конечно, Сути со своими подвигами, подробности которых интересовали всех. Авантюрист рассказывал о том, как нанялся рудокопом, о жизни в раскаленном аду, о предательстве стражника пустыни, о встрече с полководцем Ашером и о том, как тот пытался сбежать за пределы Египта. А также о своем чудесном освобождении благодаря вмешательству Пантеры. Сама ливийка пила вино, смеялась и не сводила глаз со своего любовника.

Как и было обещано, Бел-Тран предоставил в распоряжение Пазаира маленький домик на северной окраине города, где он сможет жить с женой до того момента, пока ей не дадут служебного жилья. Пара тут же пригласила под свой кров Сути с Пантерой. Увидев постель, ливийка рухнула на нее и мгновенно заснула. Нефрет удалилась в свою спальню, а мужчины поднялись на оборудованную на крыше террасу.

– Ветер не такой теплый, а в пустыне ночи иногда бывают просто ледяными.

– Я ждал от тебя весточки.

– Невозможно было ничего переслать, а если ты мне присылал письмо, то я его не получил. Во время обеда я не очень хорошо понял: Нефрет действительно теперь старший лекарь царства, а ты и вправду больше не старший судья царского портика?

– Ты все правильно понял.

– Тебя прогнали?

– Откровенно говоря, нет. Я ушел сам.

– Этот мир разочаровал тебя?

– Рамсес объявил всеобщую амнистию.

– И все преступники в белых одеждах…

– Лучше не скажешь.

– Твоя вера в справедливость разлетелась вдребезги.

– Никто не понял, зачем он это сделал.

– Здесь важнее результат.

– Я должен тебе признаться в одной вещи.

– Серьезной?

– Боюсь, что да. Я подумал, что ты меня предал.

Сути весь подобрался, готовый взорваться.

– Я пробью тебе голову, Пазаир.

– Это будет справедливо, но то же самое можно сделать и с тобой.

– За что?

– За то, что ты солгал мне.

– Это наш первый разговор в спокойной обстановке. Я вовсе не обязан исповедоваться перед этим богатеньким Бел-Траном и его расфуфыренной супругой. Ты – другое дело, и тебе я скажу всю правду.

– Как могло случиться, что ты упустил след полководца Ашера? Твой рассказ представляется правдоподобным до того момента, как ты на него наткнулся. В то, что произошло дальше, я не верю.