Плисецкая. Стихия по имени Майя. Портрет на фоне эпохи - Инесса Николаевна Плескачевская

живот Хозе, исполняемый Кармен, – есть непристойность. И тыканье ногой трактует не любовную Кармен, что в музыке Бизе, а, увы, гулящую девку, что лично я принять не могу».

Наталья Аркина, известный балетовед, написавшая в 1959 году сценарий телевизионного фильма «Танцы Майи Плисецкой», принимала новый образ балерины с трудом: «Майя Плисецкая с каким-то упоением откинула свои излюбленные приемы, саму манеру балерины большого балета – все, чем она столько лет восхищала зрителя. Ее Кармен шокирует, возмущает всех тех, кто ждет от танцовщицы привычного, кто идет смотреть на “стан певучий”, на фантастическую красоту рук, на “версальские” позы поклонов. С одержимостью влюбленного человека Майя Плисецкая творит свою Кармен, привольно чувствуя себя в совершенно новом пластическом мире спектакля Альберто Алонсо. Словно с детства привычны все эти замысловатые движения бедром, ступней, все эти, на наш вкус, пластические вульгаризмы площадного танца испанской махи. Мы не привыкли в балете к танцеванию одновременно условно-обобщенному и вместе с тем приближенному к жизни, к “говору человеческому”. Мы привыкли или к развернутой танцевальной форме, или к языку пантомимы. А здесь не то и не другое. Не пластический речитатив и не большое танцевальное полотно. Можно назвать этот язык “модерновым”, а можно его так не называть. Просто этот язык существует параллельно многим другим хореографическим формам», – писала она в статье «…Сердце в плену у Кармен», опубликованной в газете «Советская культура» в декабре 1968 года. Полтора года после премьеры, а страсти бушевали все еще нешуточные. Что уж говорить о премьерном спектакле! «Не могу принять» – очень важные для понимания судьбы спектакля слова. Судьба «Кармен» висела тогда на волоске.

Сразу после премьеры на балет не вышло ни одной (!) рецензии. А ведь это Большой театр и первый балет, созданный специально для Плисецкой! И вдруг – тишина (не хочется писать «гробовая», но это была именно она). Родион Щедрин потом вспоминал, что «на эзоповом языке нашей тогдашней жизни молчание означало суровое осуждение и порицание».

«Аплодировали больше из вежливости, из уважения, из любви к предыдущему, – признавала Плисецкая. – А где пируэты? Где шене? Где фуэте? Где туры по кругу? Где красавица-пачка проказливой Китри? Я чувствовала, как зал, словно тонущий флагман, погружался в недоумение…»

В гораздо большее недоумение и с потенциально куда более серьезными для спектакля последствиями погружалась и министр культуры СССР Екатерина Фурцева, ожидавшая «мини-Дон Кихота» – веселый, хореографически виртуозный спектакль со всеми положенными атрибутами – шене, фуэте и турами по кругу. А вместо этого увидела…

– Она сказала Майе: «Как ты могла из героини испанского народа сделать женщину легкого поведения?» – вспоминает Наталия Касаткина.

Спрашиваю у Сергея Радченко:

– А вы чувствовали, что этот спектакль может быть скандальным?

– Да. Но не давали себе сильно отчета.

– Почему?

– А потому, что он был совершенно другой. Первый такой модерн, как мы называли. И когда Фурцева увидела, говорит: «Ну, это же порнография». У нас нет секса, так Хрущев сказал.

И у Бориса Мессерера я не могла не спросить о том же:

– Вы чувствовали в процессе работы, что, с одной стороны, это будет скандальный балет, а с другой – что он будет жить так долго?

– Я так не мыслил никогда. Никогда не задавался этим вопросом абсолютно. Просто делал, и все. То, что он скандальный… Относительно. Для дураков – скандальный, я воспринимал это как само собой разумеющееся. Скандальность эта уже просто из-за нашего ханжества привычного.

– Для того времени…

– Было смело. Это пуританское ханжество страны нашей.

– Когда прошла премьера «Кармен-сюиты», как реагировала Майя Михайловна на эти запреты?

– Она боролась, насмерть боролась. Фурцева Екатерина Алексеевна была неплохая тетя, совершенно неплохая. Я плохого о ней не могу сказать. Но она просто не понимала всего этого. Просто не понимала, искренне. И когда она: «Майя, этот спектакль сойдет со сцены через несколько спектаклей», Майя отвечала: «Кармен умрет тогда, когда умру я».

– Но она не умерла и после этого.

– Вот видите, да.

«Что же в балете так не понравилось? – говорил в интервью Родион Щедрин. – Да все! Все обзывалось “западным”, чуждым, кощунственным, вредным. В хореографии сплошная порнография, сексуальные телодвижения, голые ляжки, развратные поддержки… В конце любовного адажио – на арию с цветком – уже после генеральной давали black-out, полное выключение света, и в темноте вместо перекрещивания тел шло еще две-три минуты музыки».

Много лет спустя, в 2005 году, когда «Кармен-сюита» уже не первое десятилетие победно шествовала по миру, Плисецкая говорила: «Фурцева – несчастная. Это вот про такую и про таких говорил Вознесенский: победители, прикованные к пленным. Она хотела помочь, но она сама бы слетела. Она не хотела слетать с этого поста. И, запретив мне, не была против меня. Ей достаточно было, что ее убрали из Политбюро, понизили до министра культуры, а потом хотели снять уже и с министра культуры… Она это еле пережила, резала себе вены, еле осталась жить. Однажды она мне сказала: “Я уйду из жизни тогда, когда я захочу”. Значит, она это уже задумала…».

На самом деле, говорили мне знающие люди, Фурцева чаще всего – да что там, почти всегда – была на стороне Плисецкой. И, не всегда ее понимая, все же поддерживала. Но, увидев «Кармен-сюиту», Екатерина Алексеевна побоялась, что эта дерзкая девка будет стоить ей карьеры.

Сегодня, когда мы смотрим этот балет, то, конечно, видим и чувственность, и эротику (но балет ведь изначально искусство эротическое), но они нас не пугают, не удивляют и даже не настораживают. Время изменилось. А «Кармен-сюиту», как и любой другой балет нужно воспринимать в контексте времени. В 1967 году «Битлз» выпустили альбом Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band («Клуб одиноких сердец сержанта Пеппера»), Джимми Хендрикс прославился альбомом Are You Experienced («Есть ли у вас опыт?»). Для Советского Союза 1967-й – год 50-летия Великой Октябрьской социалистической революции, отмечавшейся с большим размахом, – был насыщенным. Закончилось строительство телевизионного центра и башни в Останкино (центр, кстати, был назван в честь 50-летия Великого Октября, но сейчас мало кто об этом помнит), в Волгограде открыт монумент Родине-матери, в Тольятти началось строительство Волжского автомобильного завода (ВАЗ). В Александровском саду зажгли Вечный огонь, а председателем КГБ, организации, игравшей столь заметную роль в жизни нашей героини, стал Юрий Андропов. Седьмого марта введена пятидневная рабочая неделя с двумя выходными. До этого советские граждане трудились шесть дней в неделю и отдыхали в воскресенье. Больше свободного времени – больше развлечений! На всех танцплощадках царил твист, девушки сходили с ума от американского певца социалистической ориентации Дина Рида. На экраны вышли фильмы «Война и мир», «Майор Вихрь», «Свадьба в Малиновке», «Вий» и бессмертная «Кавказская пленница». Но, несмотря на разухабистую «Кавказскую пленницу»,