Скорпион в янтаре. Том 2. Криптократы - Василий Звягинцев

— Передовая арийская ушла дальше? — доставая папиросу, спросил Шульгин. — Я не знаю, господин Готлиб, просто ли вы разведчик, или по совместительству «подходящий специалист», но что умный человек — несомненно. Готов выслушать ваши предположения. Понятно ведь, что столкнулись мы с явлением, кардинально меняющим наши представления о мироустройстве. Полковник нам не помеха, — указал он на цепко скользящего глазами по близким и дальним окнам окрестных зданий Антона. Насторожен и напряжен, восходящие и нисходящие миры, небось, мыслью ощупывает или с Замком на связи… — Товарищ Шульгин тоже разбирается в некоторых теоретических вопросах.

— Господи, куда я попал! — картинно всплеснул руками немец. — Вокруг совершенно босховский пейзаж, а немецкий дипломат, Высокопревосходительный советский Представитель и специалист известного ведомства свободно рассуждают о…

— Ну-ну, — поощрил его Антон. — Назовите нужный термин, и сразу все станет, как у Конфуция. Правильное имя — основа всего…

Готлиб неожиданно собрал лицо в жесткую маску кадрового прусского офицера.

— О чем это мы? Предрассветный час после трудной ночи нередко может вызвать странные мысли. Вы меня простите, господин Шестаков, я лучше удалюсь. Вы сможете принять меня сегодня во второй половине дня? У нас есть, о чем поговорить, ручаюсь…

— Лучше — завтра с утра. Ночь была и в самом деле трудная, день вряд ли окажется легче, а нужно сколько-нибудь и поспать?

— Хорошо, утром я позвоню…

— Буду ждать с нетерпением. Чтобы я успел подготовиться, признайтесь — вы кого представляете, РСХА, ведомство Риббентропа[56]или же?..

— Людей, которые считают, что с Россией выгоднее дружить, чем воевать…

— Понятно. Невзирая на то, что в «Майн кампф» написаны прямо противоположные вещи?

— Бисмарк жил и работал гораздо раньше…

— Ну, хорошо. До встречи.

Что ночь была трудная — это очень мягко сказано. Она была страшной для всех выживших. Для убитых с обеих сторон — наверное, тоже, но им сейчас уже все равно. «Кому память, кому слава, кому мертвая вода…» Как дальше, Шульгин не помнил.

Но вот они остались вдвоем рядом с автобусом. Антон в облике Шульгина и Шульгин в облике Шестакова. Смотреть в кривое зеркало Сашке становилось утомительно.

— Как размен проводить будем? — спросил он форзейля.

— В Замок перескочим, он сделает. Садись…

Облегчение и радость, которые Шульгин испытал, захлопывая за собой отделанную лакированной рейкой дверцу автобуса, трудно передать. Все вокруг больше его не касается. Судьба испанской революции, военные, хозяйственные и психологические проблемы, которые непременно возникнут перед Шестаковым в ближайшие часы и минуты… Он здесь больше ни при чем! Поучаствовать в острой ситуации, пусть даже Каховское сражение выиграть, изображая некую загадочную личность, но оставаясь самим собой, — это совсем не то, что в чужой шкуре тащить на себе сверх всякой меры нагруженный воз, без близкой перспективы куда-нибудь доехать. Близкая перспектива — встреча с товарищем Сталиным…

…Через секунду санитарная машина материализовалась во дворе Замка. Шульгин увидел за мутноватым стеклом знакомые крепостные стены, знакомое сентябрьское небо, синее до невероятности. Лучшее место в мире и лучшее время года. «Индейское лето», называемое в России «бабьим».

Выпрыгнул на шуршащий опавшими листьями гранитный настил. Он отразил удар подошв, как настоящий. Вдруг и вправду — все?

— Не все, — гулко отдался в голове приятный баритон, знакомый по предыдущим посещениям. — Надо возвратить тебя — себе, твоего «носителя» настроить для самостоятельной жизни, Антону дать собственное тело и превратить его в личность, с которой тебе снова будет интересно…

— Ты — кто? — спросил Шульгин. — Тот Замок, что вначале, или другой?

— Я немножко другой, и ты тоже, но работать вместе мы сможем. Если не возражаешь, конечно…

— Где уж мне, — от всей души ответил Сашка. — Набегался…

— Тогда я начинаю трансформацию.

…Шульгин понял, что вот только что стал, наконец, самим собой. То, что называлось духовной составляющей, обрело и плотно заполнило предназначенное именно ей тело. Как пилот истребителя — подогнанное по фигуре кресло. Нигде не жало. Посмотрелся в автомобильное зеркало. Точно, он самый, как новенький.

Антон, стоявший по другую сторону автобуса, так же мгновенно приобрел свой давний облик: красивого мужика тридцати восьми примерно лет, спортивного и уверенного в себе. Гораздо более уверенного, чем в предыдущем воплощении. Там ему чего-то не хватало.

А на сиденье автобуса остался сидеть Шестаков, выглядящий, как отключенный биоробот. Вполне жизнеспособное тело, лишенное души.

Замок спросил Шульгина (спросил ли одновременно и Антона, Сашка не знал):

— Сколько памяти ты ему хочешь оставить? Сколько прибавить? Как изменить характер? Все в наших руках.

— Ничего не надо, — ответил Шульгин. — Он — это я. Убери только воспоминание, что он был под контролем, и о моменте перемещения в Замок. Пусть считает, что Антон уехал с автобусом, пообещав скоро сообщить о результате допроса пленных. Остальное оставим. Все он делал по своей воле и разумению, обогатился полезным жизненным опытом. Нормально жил человек, и сейчас пусть живет так же. Одним приличным мужиком в мире станет больше…

— А Валгалла? — вкрадчиво спросил голос. — Как он с ней разберется? Сталинский нарком, и вдруг — способности выхода в галактические дали?

— Что — «Валгалла»? Письмо-то мое он Лихареву предъявил? Там сказано… Вот пусть в этих пределах и действуют вдвоем с Валентином, как сумеют. Впрочем, с Лихаревым и Сильвией мы ведь скоро встретимся? Тогда и уточним позиции…

— Сделано!

Шестаков исчез здесь, одновременно появившись на заставленной танками и заваленной мертвой плотью площади, рассматривающий избитое пулями и ракетами здание «Альфонса». Теперь ему предстоит решать свои начальственные проблемы уже вполне самостоятельно. Что, может быть, и к лучшему. Он ведь к этому и стремился всю жизнь?

— Замок, займись нашими пленниками, — сказал новый Антон. — Во времени ты не ограничен, в способах воздействия — тоже. Дыба — примитив, конечно…

— Не скажи, — мельком бросил Шульгин, зная, о чем говорит.

…Словно все вернулось на круги своя, Антон с Шульгиным поднялись в хорошо знакомый Сашке кабинет.

— Одно дело сделали, — сказал форзейль, с удовольствием устраиваясь в своем кресле.

Шульгин указал пальцем на ящик стола.

— А ну, открой.

Антон открыл. Там по-прежнему лежала коробка сигар. В ней не хватало именно трех. Как Сашка и надеялся. Все в мире меняется, но количество убывающих сигар строго соответствует числу его посещений.