Швея-чародейка - Ровенна Миллер

– Я отказываюсь. Не хочу приносить вам удачу. Я только хотела защитить тебя.

Мне стало плохо. Я могла бы воздержаться от проклятия шали, раз уж Кристос находился на свободе. И я была идиоткой, что не поступила так. Как я сразу не поняла, что Кристос пытался мотивировать меня? Теперь он мог получить все, что хотел.

Я до сих пор не верила, что он так грубо поступил со мной. Что он предал мое доверие, лгал мне и принуждал меня идти против принципов. Я не верила, что мой брат стал убийцей. Прежде он был писателем и идеалистом. Что-то в нем изменилось. Я посмотрела на Пьорда. Профессор изменил моего брата, превратив его во что-то такое же однобокое и безобразное, как он сам.

– И еще… – Мой голос чуть не подвел меня. – Ниа. Ты должен был знать о ее смерти.

Хвала небесам, Кристос выглядел смущенным. Пьорд печально вздохнул.

– Этой брешью в доверии занимался лично я.

Выглядело так, будто он извинялся за свой промах, но его слова – брешь в доверии — вывели меня из себя. Ниа была человеком – красивой женщиной. А Пьорд обращался с ней, как с одноразовым предметом.

То есть все мы были для Пьорда «одноразовыми». Я обхватила себя руками. Избавится ли он от меня после этой встречи? Захочет ли Кристос обеспечивать мою безопасность?

– Я думала, что являюсь для тебя кем-то важным. Я любила тебя, Кристос. Хотела спасти тебя и пошла против всего, во что верила. Я ввязалась в это ради тебя.

Он раздраженно сменил позу.

– Я знаю, это было против твоего кодекса чести, Софи. Но твой кодекс… Он принадлежит другому миру. Не этому месту и не этому времени. Не в тот момент, когда ты мне нужна.

– Он принадлежит только мне! – закричала я. – Мой кодекс не для твоих интриг.

Конечно, несправедливость принуждения к действиям, противоречащим вере другого человека, могла быть понятна ему. Он никогда не совершал такого предательства в отношении собственной сестры.

– Ты знал, что Пенни была арестована? – спросила я. – Ты о ней позаботился?

Он поднял руки вверх.

– Все наши осознают риск своих действий. Она тоже знала. Сейчас она в безопасности.

– А если бы меня схватили? Если бы я была арестована? Они вполне могут узнать, что я сделала. Что создала своими руками…

Он отклонился назад, а затем встал на ноги. Кристос никогда не мог сидеть спокойно, когда мать делала ему внушения – когда он знал, что совершил плохой поступок. Будучи ребенком, он вертелся, словно хотел сбежать через люк в полу.

Теперь его движения были более контролируемыми, но я знала, почему он беспокойно шагает по ворсистому ковру. Он с самого начала понимал, что я могла быть поймана. Мой брат понимал, что я могла быть убита. И все же он рисковал моей жизнью. Как бы он ни оправдывал себя, имелись большие шансы, что я закончу виселицей. И Кристос отлично об этом знал. Я молча повернулась, чтобы уйти.

Кристос схватил меня за руку.

– Мне жаль, что ты не понимаешь этого сейчас, Софи. Но однажды ты увидишь, каким важным был твой вклад в общее дело. Насколько важной была ты.

– На меня больше не рассчитывай, – сказала я, вырвав руку из его ладони.

Он думал только о своих памфлетах, а не обо мне, не о моем бизнесе, кодексе чести и жизни.

– Сегодня день, когда я потеряла брата.

– Когда-нибудь мы вернемся домой и все проясним, – сказал он, безмолвно умоляя меня дать ему еще один шанс.

– Ты больше не придешь домой. Можешь оставаться здесь, если профессор позволит тебе. Или иди к одному из твоих друзей. Но тебя не примут в доме, за который плачу я.

– Софи…

– Нет! Ты лгал мне, ты использовал меня. Из-за тебя пострадала Алиса. Ниа умерла из-за твоей революции. И бедный мальчик-курьер тоже погиб – один из тех, кому ты, по твоим словам, помогаешь. Нам не о чем больше говорить.

Я выбежала из комнаты, споткнувшись о край ковра. Шаги прозвучали за моей спиной – шаги Пьорда, а не Кристоса.

– Я немного разочарован этим поворотом беседы, Софи.

– А чего вы ожидали?

– Я ждал разумного осмысления. По правде говоря, у меня была надежда, что в какой-то момент вы придете к пониманию, насколько полезной может быть особа с вашими умениями – полезной новому правительству и всей Галатии. Буду честным, я планировал высокий пост для вас.

Повинность была более подходящим термином.

– Я не желаю быть причастной к вашей революции. Или к тому, что может последовать за ней.

– Немного поздно возвращаться к устрашению. Мне не хочется вредить вашему брату, но я должен иметь какой-то рычаг воздействия.

Мне уже были известны его угрозы.

– Только не говорите, что убьете меня.

Я с трудом одолела гнев, который заставлял меня дрожать вплоть до самых кончиков пальцев.

– Вы устранили Нию и, конечно же, без колебаний утопите меня в реке.

– Большой радости это мне не принесет, но да. Я убью вас. – Он вздохнул. – Не все зависит от меня, Софи. Взять, к примеру, Нико Отни… Он проголосует против вас, если решит, что вы хотите скомпрометировать нас.

Я отвернулась, не желая слышать слова Пьорда о друге моего брата. Но профессор все равно продолжал:

– Он хотел предпринять свои меры, когда я обнаружил ваш маленький трюк с бельем. Конечно, ваш брат никогда не согласился бы с таким радикальным решением, а скрыть это от него… было бы трудно. Я настоял на том, чтобы дело прошло без вашей ликвидации. Но несомненно, если вы и дальше будете нарушать ход нашей революции, я больше не смогу защищать вас. В любом случае кто-то может принять решение без моего одобрения или прежде вмешательства вашего брата.

Его глаза, казалось, вбирали весь свет в коридоре.

– Колеса будут двигаться по чистой дороге. Я никому не позволю мешать нам теперь.

– Если вы не успеете меня убить, то мне угрожает виселица.

Хотела я того или нет, меня связывала тайна Пьорда. Я могла лишиться жизни. Профессор улыбнулся. Он узнавал свою руку в ходе многих выигранных карточных партий. Его план действий был неизменным.

Я схватила свой плащ, висевший на вешалке, и выбежала через дверь – мимо замерзших драконов, – потом пошла по улице, словно имела какую-то цель, какую-то миссию. Пьорд выиграл эту битву, но он не одолел меня в войне. Конечно, отменить смерть Нии или сломанных пальцев Алисы было невозможно. Все это отличалось от шитья – я не могла распустить стежки и начать вещь заново. Но я могла решить, что делать дальше.

На город пала пелена – тусклая, тихая и зловещая. Что-то надвигалось. Что-то ждало своего часа. Протесты приостановились, но Красные колпаки собирались в тавернах и на углах улиц. Они больше не кричали, а вполголоса говорили друг с другом. Их шепот ужасал меня.