Однажды я выберу тебя - Эмма Скотт

– Вы знали, – проговорил Стивен. – Я скажу им, что вы знали и пытались это скрыть. Вы все изучали… писали служебные записки…

– А потом вы в наказание предусмотрительно отправили меня в отпуск. – Я мрачно улыбнулся. – Спасибо за это.

Стивен выпучил глаза, потом повернулся к отцу.

– Эдвард, вы ведь знаете. Все, что я делал, – лишь на благо компании.

Не сводя с меня взгляда, отец проговорил:

– Убирайтесь! Мне нужно поговорить с Сайласом.

Во взгляде Стивена мелькнула тревога, и он медленно попятился.

– С вами свяжется мой адвокат. С обоими.

Когда дверь захлопнулась, отец пристально уставился на меня. Я, не мигая, смотрел на него.

– Чего ты хочешь? – наконец, спросил отец. – Если отбросить в сторону это дело с лекарствами, ты ждешь моего благословения? Хочешь, чтобы я смирился с тем образом жизни, что ты избрал, несмотря на все мои усилия тебя спасти?

Я фыркнул от смеха.

– Чертовски удивительно, правда? Еще вчера, да даже час назад, я бы упал на колени в надежде получить твое благословение, каким бы искаженным и испорченным оно ни было. Но сейчас? – Я пожал плечами. – Я жалею лишь о том, что впустую потратил много лет, пытаясь добиться того, в чем никогда не нуждался.

Он прищурился.

– Я тебе не верю.

– Неудивительно. Я много лет страшился тебя, сгибаясь перед твоей волей. Но с этим покончено. Моя личная жизнь тебя никоим образом не касается. – Я присел на край огромного стола и скрестил руки на груди. – Я здесь, чтобы обсудить дела компании. И задам вопрос получше. Чего хочешь ты?

Его губы сжались в тонкую линию. И в расчетливом взгляде ясно читалось, что он совершенно сбит с толку и не понимает, как себя вести.

– Чего хочу я? – прорычал он. – Хочу, чтобы компанией, много поколений принадлежавшей нашей семье, управлял не испорченный ребенок, который думает, что может трахаться с кем хочет…

– Притормози, – проговорил я, подняв руку. – Тебя освободили от должности моего отца до особого распоряжения. Но если хочешь поговорить о «Марш Фарма», то я вот что скажу. В данный момент компания, которую основал твой дед, вот-вот может отправиться на свалку истории как виновник одной из самых страшных эпидемий в современном мире. И прости, что лопнул твой пузырь нетерпимости. Но то, что следующий гендиректор фирмы окажется геем – наименьшая из твоих проблем.

Эти слова ударили его, словно пощечина, но он быстро пришел в себя.

– Ты все еще хочешь занять этот пост? Или тебя привлекает многомиллионная зарплата?

– Я хочу получить эту должность, чтобы следующие десять лет «Марш Фарма» не пыталась разорить людей, борясь с судебными исками. Им нужно помочь. Мы все возместим.

– Возместим? Боже.

– Да. Когда я стану генеральным директором, то прекращу все продажи ОксиПро. С продвижением в Индонезию покончено. Мы не станем обвинять зависимых во всех грехах. И в каждую выплату пострадавшим станем включать бесплатные лекарства для борьбы с зависимостью от препарата. Мы оплатим все штрафы и иски о возмещении ущерба…

– А как ты собираешься держать нас на плаву, разбрасывая деньги, словно конфетти?

– Орвейл – это прорыв. Ты сам это сказал. Он не так популярен, но должен помочь. А если мы обанкротимся, улаживая судебные иски, то так тому и быть. Но, несмотря ни на что, я не собираюсь отворачиваться от этих людей.

– А если я не одобрю твое повышение?

Я усмехнулся.

– И оставишь Милтона во главе компании? За ложь правительству его запросто могут отправить за решетку. Отдай место мне, и я приложу все усилия, чтобы сделать что-нибудь хорошее. В противном случае, я присоединюсь к пострадавшим, чтобы уничтожить тебя еще быстрее.

– Ты бы отвернулся от нас? – насмешливо произнес он. – Ушел от миллиардов? Потому что денег больше не будет. Я оставлю тебя без гроша…

– Зато я останусь собой. В любом случае, речь никогда не шла о деньгах. Я бы предпочел быть нищим и счастливым рядом с любимым мужчиной, чем богатым и несчастным, погрязнув во лжи.

– Любовь, – фыркнул он.

– Да, любовь. То, что сказал сегодня Эдди, верно на сто процентов. От любви к Максу у меня просто крышу снесло. И даже то, что творили со мной на Аляске, не смогло этого изменить. Ничто и никогда не сможет.

Я навис над ним, положив руки на подлокотники кресла.

– Но теперь у тебя есть выбор. Ты считал меня пятном на фамильном древе? А я твой чертов спаситель. Гребаный рыцарь в сияющих доспехах. Мы будем платить бешеные деньги, чтобы восстановить общины, зная, что этого может оказаться недостаточно. Что уже может быть слишком поздно. Или я уйду, а ты потонешь, и твое наследие, равно как и имя, тоже пойдет ко дну. Я не могу выбирать, каким быть, сколько бы ты ни пытался меня мучить. Но теперь выбор есть у тебя. Я – твой последний шанс на искупление. Иначе ты потеряешь все. Так что, папа, тебе решать.

– Истечь кровью или позволить стервятникам себя обглодать. Это и есть выбор?

– Да. Позволь мне попытаться все исправить. Ты же знаешь, я смогу. Но если ты сейчас захлопнешь за мной дверь, я уйду навсегда и заберу с собой Эдди. Я отрекусь от тебя.

Он откинулся на спинку кресла, и я отступил.

– Ты не сможешь вернуть то, что отнял у меня на Аляске, – проговорил я, и в груди что-то сжалось, словно холодные воспоминания даже сейчас пытались просочиться сквозь трещины. – А я не смогу рассказать, что мне довелось пережить. Ты и понятия не имеешь. Но, хотелось бы думать, если б узнал, тебя бы это потрясло. Все, что творили со мной и с другими парнями… – Я справился с эмоциями. – Но есть лишь этот миг, прямо сейчас. Первый шаг в движении вперед. Прими его или отвергни.

Отец не сводил с меня глаз, и я затаил дыхание. Если он и решит дать мне желаемое, то явно не из-за того, что внезапно примет сына-гея. А лишь потому, что этот самый сын-гей собрался спасти запятнанное наследство семьи. Я на это и рассчитывал…

– Завтра с утра я первым делом позвоню главному юрисконсульту, чтобы составить новую доверенность, – наконец, проговорил отец. – Стивена Милтона тотчас же уволят, и я назначу тебя генеральным директором «Марш Фармасьютиклс».

Я вновь присел на край стола, не зная, смеяться или плакать. Я словно требовал назначить себя капитаном «Титаника», надеясь, что в этот раз смогу увести корабль от полной катастрофы.

«Черт возьми, должно быть, я спятил».

Отец протянул мне руку, и я ее пожал. Когда я попытался отстраниться, он продолжал меня удерживать. Взгляд его глаз, такого же цвета и оттенка, как у меня, казался мягче, чем когда-либо. Похоже, он тоже раздумывал о тонущих кораблях.

– Но почему? Зачем браться за это?

– Потому что дом, который мы построили, огромный и красивый. Но в нем есть лестницы, которые ведут в никуда, и двери, что открываются в кирпичные стены. Тупики, где оказались тысячи людей, которым больше некуда податься. Вместо этого я создам уголки, где они смогут получить помощь.