Народная история России. От Первой мировой до установления советской власти - Денис Станиславович Проданов

Интеллигентка Л. В. Шапорина писала, что в Вязьме они жили в ужасающих условиях, голодали, переболели испанкой и сыпняком. По её словам, дочь её сводной сестры Люба в 14 лет была вынуждена сразу же бросить ученье и поступить на работу. Она работала в двух местах, была для пайка суфлёром в солдатском театре. Шапорина подвела итог: „Мама приехала их навестить и говорила, что на Любочку жаль было смотреть. За водой ей приходилось ходить на реку. Она несла тяжёлое ведро и шаталась от усталости, как былиночка.“2662

Несмотря на притеснения и нищету, „бывшим“ людям в советской печати беззастенчиво продолжали приписывать любовь к роскоши, обжорству, аккуратности, порядку, красоте и эстетству. „Буржуев“ карикатурно изображали жирными и шикарно одетыми, во фраках, с цилиндрами, золотыми цепочками и с бриллиантовым перстнем на мизинце.2663

Совнарком делал всё, чтобы изобразить буржуазию как всесильный, цельный монолит. Однако монолит этот был мифом. Разница между мелкой, средней и крупной буржуазией была огромна. Интересы их представителей не совпадали. Цели и задачи были противоречивы, а лагерь разобщён.

Люди, ещё недавно привилегированные, а теперь нищие как церковные мыши, были запуганы и изолированы друг от друга. Их подавляющее большинство было бесконечно далеко от тех хищных капиталистов-эксплуататоров, в качестве которых их изображали.2664

В своём бескомпромисном наступлении на буржуазию Совнарком также пересмотрел и старые ценности. Такие понятия, как родина, совесть, честь были объявлены буржуазными предрассудками.2665 Избирательное право как „отживший“ буржуазный институт коммунисты тоже презрительно отбросили в сторону. По свидетельству современников, нарком Л. Д. Троцкий даже заявил, что „свобода печати – буржуазный предрассудок.“2666

Вежливость и элементарные правила приличия также отошли в прошлое. Многим современникам запомнилось невероятное хамство, вульгарность и площадная ругань в РСФСР и соседних, насильственно советизированных странах.2667

Уже 10 (23) ноября 1917 года газета „Борьба“ констатировала, что в Москве говорили: „Был у нас Петербург, а есть у нас Хам-бург. Было самодержавие, а теперь хамо-державие.“2668

Характерный штрих предоставил бывший чиновник А. Л. Окнинский. Он вспоминал, как в Козлове сидел в вагоне, запоненном женщинами и детьми. В вагон зашла толпа мужиков-спекулянтов, которые занимались доставкой в Москву различных продуктов. Они стали материться на чём свет стоит.2669

Окнинский признался: „Ругались так похабно и так гнусно-виртуозно, что я, мужчина, уже достаточно в своей жизни наслушавшийся русской отборной ругани и обыкновенно не обращавший на неё никакого внимания, почувствовал себя очень неприятно и крайне неудобно среди окружавших меня женщин. И эти ругань и свалка у входа в вагон продолжались беспрерывно около двух часов, пока наш поезд не тронулся в путь.“2670

Всё, что казалось „буржуазным“, то есть образованным, цивилизованным, духовным, принадлежащим старому миру, стало высмеиваться и преследоваться. А поскольку чётких различий между богатством и достатком, высшим и средним классом не было, преследования „буржуев“ охватили огромные массы населения. Началась охота на ведьм.

Вопреки утверждениям режима, борьба с буржуазией затронула на только зажиточных людей, но все интеллигентные слои населения.2671 А именно: учителей, профессоров, учёных, историков, исследователей, философов, музейных работников, архивистов, актёров, режиссёров, журналистов, издателей, писателей, поэтов, переводчиков, художников, музыкантов и прочих работников культуры и интеллектуального труда. Историк С. М. Мельгунов верно заметил, что террор был распространён с самого начала, может быть, главным образом на внеклассовую интеллигенцию.2672 Во всех бедах стало принято винить образованных, высоколобых „буржуев“, капиталистов и прочих „контр“. Презрительную кличку „буржуй“ бросали даже труженику, за то, что он образован и культурен.2673

Коммунист А. Ф. Ильин-Женевский признался, что были случаи, когда человека признавали „буржуем“ только за то, что он носит пиджак: „Раз в пиджаке, значит, буржуй.“2674

Для других „буржуем“ был тот, кто интеллигентно себя вёл, сморкался в носовой платок или пересыпал свою речь французскими выражениями. Были и другие социальные индикаторы. Поэтесса З. Н. Гиппиус отметила, что книги были первым признаком „буржуазности“. Она добавила: „У нас же их столько, что наша квартира во всём доме, конечно, самая 'буржуазная'.“2675

С другой стороны сельская учительница Зинаида Денисьевская отметила, что, что Красная армия вела „внутреннюю войну с капиталом и буржуазией“ в виде грабежей и насилия над всеми, кто казался им побогаче. Денисьевская вспоминала: „Ах, сколько сейчас всевозможных ужасных переживаний у людей! Слушаешь рассказы, и то всё холодеет. Эти обыски пьяными, грубыми не то солдатами, не то жуликами, постоянная угроза револьверами, убийства, стрельба по улицам.“2676

С Октября 1917 года в России началась эпоха оскорблений, запугиваний, избиений и убийств „бывших“. Крестьяне захватывали помещичьи дома и усадьбы. По свидетельствам современников, помещиков убивали самым жестоким и зверским образом.2677 Позже советская власть ввела институт заложничества. Купцов и фабрикантов арестовывали, морили голодом, грозили расстрелом в случае неуплаты выкупа.2678

Очевидец Дмитрий Чевеков вспоминал, как 2 марта 1918 года в Хвалынске Саратовской губернии он навестил директора мужской гимназии. Туда же пришла жена заключённого Солдаткина. По свидетельству Чевекова, она, плача, сказала следущее: „Была в Совете и мне сказали, что если ваш муж сегодня же не внесёт 500 тысяч рублей, то мы его убъем, как собаку, и выбросим на улицу и вам не разрешим его хоронить.“2679

Генерал-артиллерист А. П. Будберг увидел в „буржуях“ новоявленных „мальчиков для сечения“ за все вины большевистской власти. Будберг сформулировал происходящее в стране без прикрас: „Направляя толпы на буржуев, большевики чужими руками расправляются с опасными для них элементами и в то же время дают направление для разряда неудовольствия и ненависти, накапливающихся и против них самих в тех массах и подонках населения, которым они столько обещали, но удовлетворить во всю ширину их вожделений не могли, и которым также хочется дорваться до власти и попировать вволюшку.“2680

Ещё одну иллюстрацию произвола предоставил студент Н. А. Авенариус. Летом 1918 года ему запомнилась сценка в трамвае, ставшая знаковой для того времени. Авенариус описал, как в Москве, на площадке, стараясь протиснуться к выходу, скромно одетый человек обратился к напирающему на него солдату: „Господин, подвиньтесь, пожалуйста! Солдат хватает его одной рукой за воротник, и, тыча ему кулак в нос, кричит: – Не все здесь господа, есть и порядочные люди, – и отшвыривает от себя несчастного. Кругом солдаты гогочут, а публика, как бы не видя происходящего, виновато молчит. Чувствуешь, как наступает царство хама.“2681

А вот и другой пример. Студентка Одесской консерватории Е. И. Лакиер