Память о смерти - Нора Робертс

– Здорово. – Ева подняла руку и изучила ее сквозь лупу, потом, улыбаясь, навела лупу на Рорка. – Черт! Ты еще красивее. – Она перевела лупу на спящего кота. – А ты нет. Спасибо.

Рорк многозначительно постучал пальцем по губам. Ева сделала вид, что тяжело вздыхает, но потом наклонилась и поцеловала его.

– На, открой вот эту. – Она подвинула к нему коробку, продолжая играть с лупой. – Будь у меня такая штука в детстве, я доводила бы взрослых до белого каления.

– А для чего же еще нужны игрушки? – Рорк поднял голову и увидел, что она опять изучает его в лупу. Он бросил ей ленту с бантиком. – Вот, займись лучше этим. – Он открыл коробку и бережно извлек из нее карманные часы. – Ева, это замечательно!

– Тоже старинные. Я же знаю, как ты любишь всякое старье. Вот и решила, что ты можешь положить их где-нибудь на полку вместе с остальными игрушками. Гравировка уже была, – добавила Ева, увидев, что он открыл крышку, – но я подумала…

– «Время не в счет», – тихо произнес он, а потом поднял на нее свои ослепительно-синие глаза.

– Да, я тоже так подумала. – Ева протянула ему руку. – Так и есть.

Он обнял ее, прижался лицом к ее шее и, не отрывая губ, двинулся вверх, к щеке.

– Это сокровище. Нет, это ты – сокровище.

– Хорошо, – прошептала Ева. Она имела в виду не сами вещи и знала, что он ее поймет. Хорошо было делиться ими, обмениваться. Хорошо было просто быть. – Я люблю тебя. Я действительно начинаю понимать, что это значит.

Он засмеялся, еще раз поцеловал ее и отодвинулся.

– У тебя есть еще один подарок.

Опять драгоценности. Судя по размеру коробочки, это могли быть только они. Этот ненормальный обожает цеплять на нее блестящие побрякушки как на рождественскую елку. Открыв коробочку, Ева подумала, что они не просто блестят, они могут ослепить, как солнце.

Серьги представляли собой бриллиантовые слезинки: три безупречных продолговатых камешка – каждый следующий чуть больше предыдущего – свисали с грозди других бриллиантов, образующих лепестки ослепительного цветка.

– Обалдеть! – сказала Ева. Рорк лишь улыбнулся в ответ, и тут до нее дошло. – Бриллианты Большого Джека, ограбление на Сорок седьмой улице, те, что мы нашли.

– После того, как они чуть не полстолетия пролежали в тайнике.

– Они были приобщены к делу как вещественное доказательство.

– Я их не крал. – Рорк засмеялся и поднял свой диск с компьютерной игрой. – Помнишь? Мне осталась одна виртуалка. Я приобрел их совершенно легально. Путем купли-продажи. Они заслуживают света. Они заслуживают тебя. Если бы не ты, они до сих пор лежали бы в детской игрушке. Если бы не вы, лейтенант, Чед Дикс не праздновал бы сегодня Рождество.

Ева взглянула на серьги.

– Ты заказал их специально для меня. – Ее это растрогало. Она взяла лупу. – Ну-ка давай их проверим. – Она сделала вид, что изучает камни. – Неплохая работа.

– Можешь считать их медалями.

– Куда круче любых медалей, которые выдает департамент.

Ева вдела серьги в уши, зная, что ему это доставит удовольствие. Она не ошиблась.

– Они тебе идут.

– Такие брюлики любой мымре пойдут. – Она обняла его, прижалась к нему. – Но для меня это очень много значит… Зная, откуда они взялись, почему ты заказал их для меня… Я… – Она отшатнулась, глаза у нее округлились. – Ты купил всю партию?

Рорк склонил голову набок.

– Надо же, какая ты жадная.

– Да я-то нет, а вот ты – точно жадный. Ты купил все, я точно знаю.

Он провел пальцем по маленькой ямочке у нее на подбородке.

– По-моему, нам нужно еще шампанского. Ты слишком трезва.

Ева открыла было рот, но передумала. Человек имеет право тратить свои деньги, как ему нравится. И в одном он был прав: бриллианты Большого Джека заслуживали лучшей участи, чем лежать в подвале полицейского департамента.

– Там остался еще один, – заметил Рорк, поднимаясь. – Это тот, что ты принесла сегодня.

– А, да. Верно. – В глубине души она надеялась, что он забудет. – Да это так, ерунда. Ничего особенного.

– Я же жадный, разве ты забыла? Давай сюда.

– Да пожалуйста. – Ева дотянулась до свертка и бросила его на колени Рорку. – Я принесу шампанское.

Рорк схватил ее за руку, прежде чем она успела встать.

– Посиди минутку. Должен же я посмотреть, что тут у нас. – Он откинул слои папиросной бумаги, вытянул то, что под ними скрывалось, и сказал только: – О…

Ева изо всех сил старалась усидеть на месте, не ерзая.

– Ну, ты же сам говорил, что хочешь мою фотографию. До нашего знакомства.

– О, – повторил он и поглядел на нее так, что она покраснела. – Вот ты какая!

Рорк перевел взгляд с фотографии на женщину, и столько было в его взгляде радости, удивления, любви, что у нее перехватило дух.

– Да я просто ее откопала и рамку подобрала.

– Когда это было снято?

– Вскоре после поступления в академию. Там у нас была одна девушка, так вот она все время фотографировала. Я пыталась заниматься, а она…

– Твои волосы.

Ева окончательно смутилась. На снимке она сидела за рабочим столом, окруженная стопками дисков. На ней была тускло-серая фуфайка с эмблемой Полицейской академии на груди. У нее были длинные волосы, стянутые сзади в хвост.

– Да, я тогда носила длинные волосы. Думала, так будет меньше хлопот: завязала сзади и все, не мешают. А потом в классе единоборств мой противник схватился за них, дернул и повалил меня. И тогда я их остригла.

– Ты посмотри на свои глаза. Уже тогда это были глаза копа. Совсем юная, почти ребенок, но уже тогда ты знала.

– Я ей сказала, что, если она не перестанет соваться ко мне со своей камерой и мешать мне заниматься, я ей врежу.

Рорк засмеялся, взял ее за руку, но так и не смог оторвать глаз от фотографии.

– Что с ней сталось?

– Она отсеялась. Выдержала не больше месяца. Вообще-то она была ничего. Просто она не была…

– Копом, – закончил за нее Рорк. – Спасибо тебе за это. Это именно то, что я хотел.

Ева прижалась головой к его плечу, глядя на огоньки на елке, и подумала: «Кому нужно шампанское?»

Она проснулась – ей показалось, что она проснулась, – в залитой ослепительным светом комнате со стеклянной стеной посредине. На ней были бриллиантовые серьги и зеленый кашемировый халат. В углу стояла огромная, до самого потолка, елка. Вместо игрушек с ее выгибающихся веток свисали трупы. Сотни тел, покрытых по-рождественски яркой красной кровью.