Осеннее равноденствие - Влада Ольховская

ей ожидать компанию? К тому же она полностью сосредоточилась на своих мыслях и позволила себе забыть о том, как бесшумно умеет двигаться хозяин дома, что для человека с его ростом и комплекцией было особым достижением.

Теперь Матвей стоял над ней – на вершине лестничного пролета, пока не спускаясь вниз. Он был в той же одежде, что и вечером, джинсах и футболке с длинными рукавами – черной, конечно же, но Таиса уже привыкла к тому, что в его гардеробе идет вечная борьба черного и белого с редкими и как будто случайными вкраплениями других тонов. Получается, Матвей либо успел одеться, либо все-таки не ложился.

Страх перед ним был инстинктивным – как страх перед любым неожиданным звуком в полной тишине. Он отозвался ускоренным сердцебиением, которое теперь гулким эхо колотилось в виски. Однако такой страх проходит так же быстро, как вспыхивает, и теперь Таиса, неловко замершая на лестнице, поспешила улыбнуться.

– Я тебя разбудила?

– Нет. Я просто услышал, как ты выходишь.

– Ты не спал в такое время?

– Иногда я не сплю. А ты не ответила на мой вопрос.

– Я смотрю на звезды и думаю о вечном, – заявила Таиса. – Видишь, не ты один находишь интересную альтернативу сну! Если ты вдруг вздумал побеспокоиться обо мне, то, во-первых, это чертовски мило и определенно войдет в топ-десять моих достижений года. А во-вторых, все в порядке, угрозы нет, на нас не нападают.

– Если тебе не дает уснуть страх, то напрасно. Я уже говорил, что в доме установлена двойная система сигнализации, есть специально укрепленное убежище. Если к нам кто-то попытается пробраться, у нас будет время выбрать, бежать или прятаться. Я могу все показать тебе, если от этого станет легче.

– Да я и так в порядке, спасибо…

Он равнодушно кивнул и развернулся, собираясь уходить. Иногда Таисе казалось, что она его понимает, а потом наступали такие моменты – когда он по уровню эмоциональности мог составить достойную конкуренцию стиральной машине.

Таисе следовало просто отпустить его, ведь в ситуации они разобрались, разговоров по душам у них не могло быть по определению, а Форсов запретил донимать своего старшего ученика вопросами. Днем Таиса бы так и сделала, а ночью почему-то не получилось.

Профайлер прекрасно знала, как ночь влияет на психику, какие запреты снимает, какие инстинкты пробуждает. Таиса могла бы сопротивляться – и не захотела, потому что темнота и то странное уединение, которое наступает, когда весь мир засыпает, давали ей нужную решимость.

– Матвей, подожди!

Он обернулся к ней, бросил вопросительный взгляд – не заинтересованный по-настоящему, просто побуждающий Таису перейти к сути и не тратить время зря. А она пока не могла говорить, она думала лишь о том, что там, на пару ступеней выше, в ночной темноте, Матвей смотрелся каким-то нечеловечески огромным, очень сильным… очень страшным.

Он был человеком, способным на то, о чем говорила Ксана. Но если так, разве не полагалось его бояться? Инстинктивно, тем первобытным страхом, который не может окончательно подавить никакая цивилизованность. Таиса невольно прислушалась к себе и обнаружила, что этого страха нет.

Она поднялась выше, остановилась прямо напротив хозяина дома. Он почему-то не отступил, теперь они были так близко, что это и за дружескую беседу уже не сошло бы. Он все еще был заметно выше, и, чтобы посмотреть ему в глаза, Таисе пришлось поднять голову. Она бы сходу назвала пять способов, которыми он мог бы убить ее здесь и сейчас. Эта мысль скорее забавляла, чем ужасала.

– Я тебя не боюсь, – тихо сказала Таиса, продолжая смотреть ему в глаза. – Ты ведь это знаешь?

Она понятия не имела, почему он не ушел или хотя бы не отстранился. Может, даже для него ночью другие правила?

– Догадался по тому, что ты осталась в моем доме ночевать, – только и сказал он.

– Я принимаю неизвестность, а ты и сам знаешь, что неизвестность страшнее всего.

– Ты не принимаешь неизвестность, ты заменяешь ее своим вариантом правды. Это не совсем одно и то же.

– Нет, но это указание на то, что и правду я принять смогу. Почему вы с Форсовым этого не видите?

– Мы видим даже больше: ты заблуждаешься.

– Ответь мне на один вопрос – всего один, и я от тебя отстану! По крайней мере, пока. Давай проверим, кто из нас знает меня лучше. То, что сказала мне Ксана… Это правда или нет?

– Да.

Он ответил сразу. Таиса такого не ожидала, она-то думала, что он снова начнет с ней спорить, а то и вовсе промолчит, сошлется на Форсова…

Но Матвей то ли устал молчать, то ли действительно хотел ее испытать. Он ответил, и его ответ был правдой, это Таиса тоже сразу поняла. Той правдой, которая обрушивается на тебя, давит, ранит, не оставляет ни шанса вернуться в ту реальность, в которой ты ничего не знаешь… Незнание – это преимущество, которое очень часто недооценивают.

Первым желанием Таисы было отшатнуться от него. Не сбежать даже, хотя до побега тоже очень скоро дошло бы, но создать обманчиво безопасное расстояние между ними, больше не чувствовать его дыхание на своем лице. То, что она сама подошла так близко, теперь воспринималось как величайшая глупость, тело напряглось в желании спастись и… не двинулось с места.

Таиса понятия не имела, как ей это удалось. Решение пришлось принимать быстро, и сознание подавило подсознание… Или нет? Может, и в ее подсознании таилось нечто такое, что верило Матвею с самого начала?

Она не только осталась на месте, но и отбросила десятки вопросов, которые сейчас казались такими важными. Он на самом деле кого-то изнасиловал? Саму Ксану или кого-то, кого она знала? И кого он убил, почему? Он ведь наверняка не хотел… не хотел же? Нет, его заставили… а кто? Зачем? И какую роль во всем этом сыграл Форсов?

Мысль о нем отрезвила, помогла взять себя в руки. Происходило ведь именно то, что он предсказал! Он говорил, что Таисе не стоит начинать этот разговор, потому что лавина вопросов погребет под собой ту связь, которая с таким трудом появилась между ней и Матвеем. И вот пожалуйста! Таиса усилием воли заставила себя вспомнить зимний день, укрытый снегом лес и черные воды ледяного озера, в которых она чуть не погибла и в которые Матвей за ней спустился.

Это имеет большее значение, чем чужое прошлое.

Всегда будет.

Если Матвей и был впечатлен ее спокойным молчанием, виду он не подал, просто остался на