Черный человек - Ричард Морган

– И чего твоей клиентке надо от меня?

– Мы ищем, как выйти на familia andina. Пытаемся накрыть шайку мошенников в подготовительных лагерях «Марсианских технологий».

– И есть причина, по которой я стану помогать вам в этом?

– Кроме той, что Манко Бамбарен продал тебя три года назад? Нет, другой причины я придумать не могу. Но мне казалось, ты не из всепрощающих ребят.

Неван на миг осклабился:

– Да, tayta[54] Манко меня продал. Но за покупкой пришел ты.

– Ага, посланника винишь?

– Да, виню.

Карл взял еще мезе.

– Ты правда думаешь, что мелкий пахан, помешанный на своей этнической принадлежности, пойдет ради тебя против АГЗООН? Правда так отчаялся, что веришь, будто там можно найти убежище? Манко не просто так поднялся до tayta, и помогло ему в этом отнюдь не человеколюбие.

– Ты ни хера об этом не знаешь, марсианин. Насколько мне помнится, ты, блин, по большей части, на Ближнем Востоке восстания усмирял, в городах.

– Я знаю, что…

– А ты знаешь, что в Средней Азии до сих пор функционирует альянс полевых командиров, который я, на хер, создал на пустом месте аж в восемьдесят седьмом? Знаешь, сколько марионеточных президентов, которых ты видишь, когда они разоряются на канале «Аль-Джазира», создано с моей помощью?

Карл пожал плечами:

– То, что работает в Средней Азии, необязательно подойдет для Южной Америки. Совсем другой континент, Стефан.

– Да, и совсем другая цель. – Неван вытряс из пачки новую сигарету. Сунул ее в уголок рта, прикурил и поднял брови: – Тебя угостить?

– Я ем.

– A-а, на здоровье. – Он наклонился над столом, выпустил клуб дыма и усмехнулся. – Смотри, familias не такие, как эти сраные полевые командиры, вообще ничего общего. Полевые командиры хотят того же, что и политики губожевов, – легитимности, признания и уважения стада. И девять автомобилей кортежа.

Карл, не переставая жевать, кивнул. Почти такую же лекцию он уже прослушал три года назад, ожидая, когда подготовят документы на Невана, и его можно будет вывезти из Лимы в наручниках. Но пусть себе ораторствует. Для Карла это отличный шанс узнать что-то полезное.

– Так что, как правило, ситуация такова: имеется вакуум законной власти и кучка говнюков, сражающихся за право установить в стране новый порядок и усесться в главный лимузин. С familias этого не произойдет. В Южной Америке уже есть государственные структуры, там полно легитимных отморозков, белых criollo[55], а для мебели – indigenas [56], в чьих карманах парламент, армия, банки, аграрии и прочее добро-говно. A familias остались не у дел, все, что у них есть, – это организованная преступность и слабые отзвуки недовольства коренного населения. – Неван приложил ладонь к уху: – И, мужик, эти отзвуки глохнут. За последние пятьдесят лет КОЛИН сплавила на Марс столько альтипланцев и влила в регион столько денег, что вербовать столько же новобранцев, сколько раньше, стало невозможно. Familias по-прежнему сильны лишь в Республике, среди населения трущоб. Больше никому до них дела нет. Их перестали бояться.

– А ты собирался сделать так, чтобы снова начали. Обеспечить народ страхом.

Новый клуб дыма; Неван за ним махнул рукой:

– Нужно использовать свои сильные стороны. Тринадцатых все боятся.

– Ну да, боялись бы, только они все в поселениях сидят.

Француз усмехнулся:

– Это ты так думаешь.

– Слушай, ладно тебе, – взмахнул вилкой Карл, – за пределами поселений в лучшем случае наберется два десятка единовременно.

– Суть не в этом, марсианин. Совсем не в этом.

– Нет? А в чем?

Неван развлекался, крутя в правой руке столовый нож из ресторанных, едва касаясь его кончиками пальцев.

– Суть в том, что мы существуем. Мы – идеальное пугало для всех, кто подвержен атавистическим страхам. С тех самых пор, как нас изолировали, многие отчаянно искали ведьм и монстров достаточно страшных, чтобы занять наше место. А теперь у них снова есть мы.

– Хорошо, значит, мужское начало и иерархия поставили человечество в определенные социальные условия, отбраковали самых непредсказуемых, социально опасных типов и обеспечили стабильную почву для того, чтобы тысячелетия спустя женское начало стало править с толикой цивилизованной добропорядочности. Позиция вашего имама такова?

Севджи кивнула:

– Это близко и к позиции Вальпур. И к позиции современного суфизма тоже, поскольку он олицетворяет непрерывное откровение.

– Однако недовольство вроде как понятно, правда же? – усмехнулся Явуз. – «Спасибо, парни, вы проделали великолепную работу, учитывая ваши гендерные ограничения, а теперь за дело возьмемся мы». Думаю, сложно вообразить, что шахада это проглотят.

– Ну так, – пожала плечами Севджи, – они и не проглотили.

– Да, припоминаю, как в моем детстве по улицам ходили скандирующие толпы. – И Явуз забубнил на повышенных тонах: – «У мужчин есть власть над женщинами, потому что им дал ее Аллах». И так далее.

Севджи фыркнула:

– Все то же старое надоевшее дерьмо.

– Насколько мне помнится, это старое надоевшее дерьмо из Корана. Разве в Нью-Йорке Коран уже не является важным атрибутом ислама?

– Очень смешно. Разве исторический контекст уже не является важным атрибутом мыслящего человека в Стамбуле?

Новый смешок. Казалось, Явуз избавился от недавно накатившего стыда по поводу принадлежности к мужскому полу.

– В Стамбуле, конечно, является. Но к юго-востоку отсюда, причем даже не слишком далеко, мыслящие люди довольно сурово относятся к этой идее. Кстати, судя по тому, что я слышал, незачем ехать слишком далеко к юго-западу от Нью-Йорка, чтобы обнаружить ту же картину.

Она рассмеялась:

– Верное замечание. Марсалис говорил, что вы рассматриваете эти вопросы в своей диссертации. Сходство США до Раскола и Турции, что-то вроде этого, да?

– Психологические параллели в турецком и американском национальном самосознании, – с глумливым пафосом, которому противоречила скромная жестикуляция, продекламировал Явуз. – Конечно, все не слишком просто, но очевидное сходство все-таки существовало. Оба национальных сознания, такие ярко выраженные и негибкие, базировались на весьма неглубокой культурной почве. Оба этих секулярных – согласно конституции – государства кусал за пятки возмущенный фундаментализм. В обоих существовал заметный культурный зазор между городом и селом. В обоих сложились непростые отношения с Новой Математикой, в обоих пытались отбить атаку на маскулинность при помощи драконовских законов, регулирующих оборот медикаментозных средств и самоуспокоения. Вы знаете, что эта страна тоже могла развалиться на части, как это произошло с США, если бы Европа не дергала тут тайком за нужные ниточки.