Черный человек - Ричард Морган

Да, она работала в полиции, но близкое знакомство с «этими штуками» ей довелось свести только однажды. Не прошло и двух лет с тех пор, как она стала копом, когда на сто восьмой участок, как бомба, обрушилась проверка отдела внутренних расследований. Проверялась группа полицейских, с которыми Севджи была знакома; эти детективы не раз использовали такие наручники для особо несговорчивых подозреваемых, вероятно, чтобы – хотя, блин, как постичь логику таких людей? – получить показания. Во время следствия давление в какой-то момент стало совершенно невыносимым. Молодую Севджи Эртекин разрабатывали из-за ее знакомства с подозреваемыми, и длилось это недолго, но ей все равно пришлось постоять на рассвете на неком поле в окрестностях Нью-Йорка, глядя, как льнет к перепаханной земле туман, и прислушиваясь к скребущим звукам… А потом – стараясь подавить рвотный рефлекс, когда снабженный искусственным интеллектом робот-копатель аккуратно вскрыл слой, под которым оказались три пятинедельных трупа и, отдельно, оторванные «капканами» кисти рук.

Добро пожаловать в полицию Нью-Йорка.

Некоторое, пусть и слабое утешение – посмотри с другой стороны, Сев, как посоветовал ей тогда не замешанный в это дело сослуживец, брат по оружию, – было в том, что наручники, давно запрещенные в Союзе, нелегально появились в сто восьмом участке благодаря иисуслендскому шурину одного их изобличенных детективов, старшему офицеру частного полицейского подразделения Алабамы. Правоохранительные органы Республики – кто бы сомневался! – до сих пор использовали «капканы» вопреки трем международным соглашениям и их номинальной ратификации везде, за исключением лишь Иллинойса.

Посмотри с другой стороны, Сев.

Отдел внутренних расследований оставил ее в покое довольно быстро, офицер Эртекин не была привлечена к делу в качестве соучастницы; более того, ее образцово-показательная лояльность сослуживцам, которая не шла в ущерб выполнению долга, была замечена начальством и впоследствии помогла оказаться в убойном отделе Центрального района.

Посмотри с другой стороны, Сев.

Плакать по мертвецам с поля особого смысла не было – у всех троих имелись судимости за провоз через границу секс-рабынь. Они обещали молодым гражданкам Республики прибыльную и непыльную работенку, расписывая ее в самых радужных красках, а потом с помощью насилия и батареи добивались от большинства безропотного предоставления отверстий своего тела самым бедным ньюйоркцам.

Севджи находила в этом то самое слабое утешение, о котором ей говорили. Всю весну она смотрела с другой стороны, но в конце концов все-таки обрушилась в воспоминания о вони разлагающейся в утреннем тумане человеческой плоти. В тот день в ней что-то переменилось – и подтверждение тому она нашла в глазах Мурата, когда чуть позже пришла к нему в гости. В тот день он перестал убеждать дочь, что существуют карьеры куда более завидные, чем карьера копа, – возможно, потому, что понял: если уж это не заставило ее бросить полицию, то ничто не заставит.

Неван опустил штанину, и Севджи вернулась в настоящее. В фойе больницы повисла тишина.

– Я думала, в Европе они под запретом, – сказала Севджи, чтобы прервать эту тишину.

– Да, когда дело касается людей, – согласился Неван, стрельнув в Марсалиса взглядом. – А когда дело касается тринадцатых, никакие предосторожности не излишни. Так, марсианин?

Марсалис пожал плечами:

– Я бы сказал, это зависит от того, насколько эти тринадцатые умны.

Без единого слова и движения он смотрел, как Явуз уводит француза и сажает его в ооновскую «каплю». Можно было представить, что его лицо вырезано из антрацита. Только когда автомобиль плавно отъехал, он перевел взгляд на экран над головой, где по-прежнему мельтешила танцевальная труппа, и в морщинках около его глаз что-то изменилось. Севджи сочла, что это гримаса отвращения, но не могла хоть сколько-нибудь уверенно сказать, на что или на кого оно направлено, и решила, что Марсалис, наверно, и сам этого не знает.

Так что они отправились обратно в служебную квартиру, ими двигала какая-то объединяющая сила, ощущение, что там осталось нечто, что необходимо забрать. Они шли пешком, потому что было не слишком холодно и не слишком поздно, и, может, еще потому, что обоим требовалось провести какое-то время под открытым небом. Они заблудились, но не подключили голографический поисковик на магнитном ключе, а попытались, насколько это было возможно, сориентироваться относительно моря и в конце концов оказались внизу и в начале поднимавшейся под небольшим уклоном Moda Caddesi. Она должна была привести их к колиновскому кварталу. Склеенная рана Карла зудела от прохладного воздуха.

В какой-то момент Эртекин задала ему вопрос, который давно вертелся на языке:

– Когда ты узнал, что он попытается тебя достать?

Карл пожал плечами:

– Когда он сказал мне об этом. Через пару минут после того, как вы с Батталом ушли.

– И тебя совсем это не обеспокоило? Ты даже не позвал нас.

– Если бы я вас позвал, он напал бы сразу. И ничего не сказал бы.

Некоторое время они шли в молчании. Их окружали жилые кварталы Фенербахче с увитыми листвой балконами (с некоторых до сих пор слегка капало после недавней поливки). На одной глухой стене красовалось изображение Ататюрка[58] с пронзительным взором и четкой линией бровей. Над его головой красовалось изречение, которое Карл неоднократно видел в свои предыдущие визиты и поэтому запомнил перевод. NE MUTLU TURKUM DIYENE – «Как счастлив говорящий „Я – турок“!» Кто-то (видимо, используя перчатки-гекконы) вскарабкался на стену и черным баллончиком пририсовал к его рту пузырь с еще какими-то турецкими словами. Их Карл не понял.

– Что там написано? – спросил он Севджи.

Та задумалась над переводом:

– Э-э… Облысение по мужскому типу – более серьезная проблема, чем вы думаете.

Он посмотрел на заметные залысины национального героя и хмыкнул:

– Неплохо. Я думал, там что-то исламское.

Севджи покачала головой:

– У фундаменталистов плохо с чувством юмора. Они бы просто изуродовали портрет.

– А ты?

– Это не моя страна, – отрезала Севджи.

Впереди, опершись на перила балкона, курил трубку и смотрел на улицу старик. Проходя мимо, Карл встретился с ним взглядом, и старик непринужденно кивнул в знак приветствия, хотя ясно было, что его глаза прикованы к идущей рядом с Карлом женщине. Карл покосился в сторону, увидел линию носа и подбородка Эртекин, ее неприбранные волосы, потом взгляд скользнул ниже, к грудям, бессовестно выпиравшим под курткой.

– Так ты смог узнать у Невана что-нибудь полезное?

Карл не понял, заметила ли Севджи направление его взгляда, но вопрос был задан как-то слишком поспешно. Карл снова стал смотреть на тротуар.