Прощённые долги - Инна Тронина

– Я после объясню, ладно? Потом, когда ознакомлюсь с имеющимися материалами по Мамедову. Сумгаитский и бакинский погромщик заслуживает самого пристального нашего внимания.

Всеволод с трудом оторвал своё непослушное тело от стены и быстро пошёл по коридору. На какое-то время он позабыл о том, что было ночью, даже о лежащем в больнице Андрее, о пленниках «Лазарета Келль».

Все мысли его крутились вокруг Али Мамедова и Александра Минца, у которых оказалась, ко всему прочему, ещё и одинаковая группа крови. Теперь остаётся совсем немного – рассказать всё Сашке, попросить его сдать свою кровь для экспертизы. Это ведь так просто сейчас – узнать, являются ли два человека родственниками…

Всеволод в глубине души уже поверил в это. Мамедов был полиглотом, и Минц тоже очень хорошо усваивает иностранные языки. Али стал доктором наук в тридцать лет. Сашка, допустим, не доктор, но в тридцать один точно станет кандидатом юридических наук. Мамедов, кажется, защищался по философии. Вот и дофилософствовался, сукин сын!

В чём же заключается разгадка? Минц обожает музыку, и Мамедов имел руку пианиста. Грачёв никогда не различил бы их кисти – они были совершенно одинаковыми. Кроме того – рост, комплекция. Андрей говорил, что даже голоса феноменально схожи.

«Это – братья-близнецы!» – мелькнуло у Грачёва. Он шёл, не видя перед собой ничего и никого. Значит, Сашка прав – его могли взять из дома ребёнка на Кавказе. Хотя это вообще-то странно. Всеволод, сам уроженец тех мест, знал, что так не принято поступать. Ни стариков, ни детей тамошние семьи не сдают государству, а заботятся о них всем миром.

Но эта двойня могла родиться вне брака, например, от русской матери. Тогда детей и впрямь могли отправить в Дом малютки, а потом раздать по разным семьям. Они ведь были совсем маленькие, а потому не стали бы тосковать друг без друга. Сходство же Сашки с племянником Юрием объясняется тем, что очень часто детей подбирают под внешность приёмных родителей…

* * *

– Давай, заедем сейчас ко мне! – Владислав показал рукой в сторону улицы Воинова. Раньше она называлась Шпалерной, и теперь её собирались переименовывать обратно. – А потом уже – к Андрею. Роман всё-таки надеется, что свидание можно организовать. Им есть, о чём поговорить. Мы с тобой сейчас дворами проскочим на улицу Чайковского.

– Лучше бы Брагину не шляться здесь по улицам, – сумрачно заметил Грачёв. – Не очень-то я верю в миролюбие властей прибалтийских государств.

– Ты думаешь, могут арестовать? – Вершинин щурился на свет фонарей и автомобильных фар. – Своих сдать на расправу?

– Да запросто! – отмахнулся Грачёв. – Для наших новых вождей Брагин, никогда своим не будет. Поехали, времени нет!

Тёмно-фиолетовая «пятёрка», освещая фарами сгрудившиеся на автостоянке автомобили, свернула на Шпалерную и нырнула в подворотню. В её багажнике подпрыгивал пресловутый чемодан, который, по уму, нужно было и днём оставить в багажнике. Но Всеволод сегодня так плохо соображал, что делал одни только глупости, и не стыдился этого.

Проскочив три тёмных, гулких, грязных двора-колодца, она вывернули на улицу Чайковского. Во дворах стояли переполненные помойные бачки, откуда давно не высыпали мусор. Круглые и ржавые, они освещались лишь тусклым электрическим светом из стеклянных шахт лифтов, катающихся по внешним сторонам стен. Рядом с домом Вершинина когда-то был райком. Теперь же на фоне туч вздымался под налетающим ветром и тут же обессиленно опадал бело-сине-красный флаг.

Всеволод запер машину, и они вместе с Владиславом направились к подъезду. Несмотря на пасмурную погоду, дождя весь день не было, и поэтому «дворники» надевать не пришлось. Как всегда в таких домах, Грачёва привлёк узор решёток на перилах. Чёрный витой орнамент убегал кверху, сверкая недавно отлакированными поручнями. Синяя лампочка светила тускло, проявляя, словно на засвеченной фотографии, стёртые ступени, пологие марши и широкие, двустворчатые двери квартир.

Вершинин открыл замок ключом, и в глаза Всеволоду брызнул неожиданно яркий свет. В просторной прихожей стояли двое – изящная женщина с серебристыми волосами и очень красивыми зелёными глазами. Одета она была тоже во что-то блестящее – кажется, халат с широкими рукавами. Длинная шея, покатые плечи, завитые самой природой локоны – всё указывало на благородное происхождение Майи Вершининой. Руки у неё так и остались молодыми, почти детскими, с костяшками у запястий. Ногти, покрытые белым, под морозный узор, лаком придавали рукам ещё большую прелесть. Майе не нужны были никакие кольца, но она всё-таки носила одно – обручальное.

Рядом с Майей вертелся сын – в синей школьной форме и белой рубашке. Всеволод поймал себя на мысли, что в костюме мальчишки не хватает некой детали, которая тут непременно должна быть. И почти сразу же понял, чего ему недостаёт – красного пионерского галстука.

– Привет, дорогая! – Вершинин, моментально став простым и домашним, поцеловал жену в щёку, а сына потрепал по волосам. – Мы ненадолго с Всеволодом зашли, только передачу взять для Андрея.

– Добрый вечер, Всеволод Михайлович! – Майя грациозно шагнула к гостю.

Грачёв, неожиданно для самого себя, поцеловал ей руку. Майя, похоже, не особенно удивилась, а вот Влад чуть не упал в обморок. Но потом решил, что женская красота и должна творить чудеса – даже такие. Из приоткрытой двери комнаты важно вышел здоровенный пятнистый дог и уселся около хозяина, часто дыша и приоткрыв пасть.

– Очень рад вас видеть, Майя Иннокентьевна. А это и есть Грэг?

– Да, он самый. – Майя потрепала собаку между ушами.

Владислав легонько подтолкнул к Всеволоду сына:

– Знакомься – наш Ратмир.

Мальчишка улыбнулся в точности как отец. Всеволод охотно протянул ему руку:

– Вот ты, значит, какой, Ратмир Владиславович! Вылитый батя – один в один. Наверное, приятно видеть рядом свою копию?

– Ничего, – успокоил Вершинин, – ты скоро тоже увидишь.

Он тоже намекал на чемодан, который между делом уже все обсудили.

Сын Вершинина наклонил голову, шаркнул ножкой. Но по его голубым озорным глазам под аккуратно причёсанной чёлкой Всеволод понял, что Ратмир сдерживается из последних сил. Его немногословные, положительные родители не понимают, что ребёнок просто по обязанности носит маску паиньки – как в своё время Дарья. Чем это закончилось, Всеволод окончательно узнал сегодня утром.

Из Ратмира Вершинина прямо-таки брызгала энергия – яркая, как бенгальский огонь. И Грачёв, проникшись к сыну Влада залихватской симпатией, подмигнул ему, скорчил рожу. Мальчишка состроил гостю ещё более забавную гримасу. И Всеволод решил, что таким, наверное, был в детстве Андрей Озирский.

– А вот и Ася! – ласково произнесла Майя Вершинина, обеспокоенная необычно долгим рукопожатием сына с гостем.

Всеволод очнулся от воспоминаний и тряхнул головой, как застоявшийся конь. Рядом с хозяйкой он увидел маленькую, «карманную» женщину с широко распахнутыми карими глазами, в которых намертво застыл ужас. Каштановые волосы, завитые в крупные кольца, осыпали её плечи и спину. Под Майиным атласным халатом нежно-голубого цвета просматривался острый, торчащий вперёд живот. Ася почему-то инстинктивно закрывала его крошечными ручками, словно боясь, что её ударят. Пухлые розовые её губы изогнулись обиженной подковкой.