Темза. Священная река - Питер Акройд

17 июля 1717 года с великой торжественностью Георг I и его свита отправились на королевской барке из Ламбета в Челси. Их сопровождала еще одна барка, на которой оркестр играл пьесу, сочиненную Генделем по особому заказу. Пьеса называлась “Музыка на воде” и, несомненно, стала самым знаменитым нотным произведением, связанным с Темзой. В каком-то смысле это музыка самой реки. Как писала 19 июля газета “Дейли курант”, музыка так понравилась королю, что он три раза приказывал ее играть по пути туда и обратно. В одиннадцать Его величество изволили сойти на берег в Челси, где был устроен ужин и дан еще один прекрасный музыкальный концерт, длившийся до двух; после чего Его величество вновь взошли на барку и вернулись тем же путем, причем музыка звучала до самого его прибытия.

Злые языки позднее утверждали, что подлинной целью музыки было заглушить брань гребцов, чьи эгалитаристские чувства освящала речная традиция. Но нет – “Музыка на воде” звучала по иной причине. Это была попытка соединить Георга I Ганноверского с одним из источников английской идентичности и английского могущества. Сочетание Темзы с музыкой оказалось столь мощным, что эту вещь Генделя использовал Хамфри Дженнингс как вступление к своему военному фильму 1941 года “Слова для битвы”. Миф Темзы глубоко укоренен в душе нации.

Есть и другая речная музыка. Какова она – песнь Темзы? Ее нескончаемую мелодию можно услышать во всех поэтических легендах и мифах этой реки. От Темзы произошли многие английские свидетельства о времени и об истории – в “Королеве фей” Спенсера, в “Полиольбионе” Дрейтона, в произведениях Поупа и Мильтона, Марвелла и Шелли. У Спенсера река становится лицом нации. Темза соединяла жанры и формы, чтобы создать законченное высказывание. Она воплощала в себе гармонию и единство. Она символизировала невинность, доброту, процветание. Она стала метафорой поэзии как таковой. Поэты реки и поэзия реки существовали всегда. Слово, обозначающее воду, неизменно текуче, образовано перетекающими друг в друга звуками: water – aqua – apa – wasser – eau. Вода – повелительница льющейся речи, речи без остановок и пауз. Говорили, что река поет на пути к морю; ее пение, как писал Шелли в “Восстании Ислама” (1818), звучит “подобно хору сладких голосов”.

Самым ранним поэтом Темзы был, вероятно, Джон Гауэр, который жил в XIV веке и якобы финансировал строительство церкви св. Марии-за-рекой (ныне – Саутуоркский собор) на южном берегу, где он и похоронен. Он первым из поэтов упоминает Темзу – в прологе к “Исповеди влюбленного” (1386–1390). Он рассказывает о встрече на реке с Ричардом II, который,

Но подлинным поэтом Темзы того столетия был, несомненно, Джеффри Чосер. Он родился у реки, жил у реки, и она давала ему заработок. Его дом стоял на улице, которая шла параллельно реке в лондонском округе Винтри. Его невозможно представить себе иначе, как на фоне Темзы. Обитая в Лондоне, он, скорее всего, видел и слышал ее каждый день. Он жил около нее до самой смерти, перебравшись сначала в Гринвич или Детфорд, затем в Вестминстер. Первые два прибрежных городка он упоминает в “Прологе мажордома” из “Кентерберийских рассказов” (1392–1400):

Чосер был инспектором таможни Лондонского порта, и в этой должности он слышал все речные и морские истории Он был из тех поэтов, у кого поистине речная судьба, из тех, сквозь чью душу Темза текла столь же мощно, как она текла через сам город.

Во взаимоотношениях лондонских поэтов и прозаиков с Темзой есть что-то глубоко волнующее. Приходят на ум и Чосер, и Мор, и Мильтон, и Поуп – все они ходили по одним и тем же приречным улицам, все, каждый в свою эпоху, жили на расстоянии сотни-другой шагов друг от друга, все в зрелом возрасте поселились у воды. Вспоминается и художник Тернер, великий лондонец и великий наблюдатель реки; Тернер цитировал слова, сказанные о Темзе Поупом, Поуп – Мильтоном, Мильтон – Чосером. Видна преемственность, которую вдохновляла и поддерживала сама Темза.

И в этом обществе славных лондонцев мы можем различить фигуру Уильяма Блейка, для которого Темза была рекой вечности. Он жил подле нее в Ламбете, откуда она была видна ему через болота. Всякий раз, когда ему нужно было в Сити, он пересекал реку по только что построенному мосту Ватерлоо, и он особо отметил в своих стихах обгоревшую мельницу Альбион-миллс у этого моста. Он и умер у реки – в Фаунтин-корте близ Стрэнда. Те, кто приходил к нему туда, обращали внимание на реку, блестевшую в конце переулка. Блейк уподоблял ее “золотому бруску”. Поэт XX века Джордж Баркер однажды почувствовал присутствие Блейка у реки. В поэме “Бедствие и ужас” (1937) он пишет, как ему привиделась

Более ранним речным поэтом был Уильям Данбар, написавший в 1501 году стихотворение “Во славу града Лондона”, где он воздал хвалу и Темзе:

Данбар сделал одну из первых попыток выразить поэтический миф Темзы: здесь и “берилловые” струи, и слава, и лебеди, и связь с королевской властью. Такова река, освященная поэтическим воображением.

Во второй половине XVI века поэзия Темзы уже била через край. То была эпоха, когда одна из главных достопримечательностей Темзы – Банксайд (участок южного берега) – стал подмостками для величайшей английской поэзии всех времен. Связью между Шекспиром и Темзой обычно пренебрегают, а между тем эта река была одной из главных магистралей его воображения. Он жил около нее – сначала в Саутуорке, потом в Блэкфрайерз. Он постоянно пересекал ее, и безусловно она стала для него одним из главных путей сообщения. Его пьесы игрались на ее берегах – либо в “Глобусе”, либо в театре “Блэкфрайерз”; когда он пишет о приливах или о торговых судах, на уме у него жизнь Темзы. “Не болтай, дурак. Говорю тебе, ты упустишь прилив. А если упустишь прилив, так упустишь поездку”[77]. Так говорит Пантино в “Двух веронцах” (1592), но чувствуется, что он имеет в виду смену приливов и отливов на Темзе, а не на реке Адидже. Темза – грубая колыбель, с раскачиваниями которой Шекспир был знаком очень хорошо.

Имя Эдмунда Спенсера возникало в этом повествовании уже не раз, и неспроста: ведь он был главным панегиристом Темзы. Он прославлял “богатую Тамис”, “среброструйную Тамезис”. Его по праву можно назвать “речным поэтом” XVI столетия, и то, что он в 1579 году намеревался написать “Эпиталаму Тамезис”, лишний раз говорит о его связи с Темзой. Он использует реку как символ величия, как иллюстрацию течения английской истории; он приспосабливает ее к элегии и пророчеству; он связывает ее с природой и искусством. Тему реки подхватил Майкл Дрейтон, который в стихах, опубликованных в сборнике “Английский Геликон”, обращается к ней так: “О серебряная Темза, о чистейший кристальный поток!” Темза XVI века поистине живет в поэзии и исторических легендах как серебряная Темза, кристальная Темза, сладостная Темза. В том столетии весла лондонских лодочников, как писали, порой оплетали стебли кувшинок, а ритм им помогало держать “пение флейт”. Миф о блестящей судьбе Англии под эгидой Королевы-девственницы был органически связан с подобными образами Темзы как реки монаршего величия. Эти образы возникали вновь и вновь в поэзии позднейших веков: вспомним “среброногую Тамезис” у Геррика и “серебряную Темзу” у Поупа.