Соната лунной принцессы - Лоуренс Алистер

и не проронив ни единого слова. Наверное, в тот миг, она утратила дар речи от испуга. Нет, она боялась не за себя, не за мужа, а за меня — единственного выжившего из всех ее детей.

— Чертов Мардук! — Ругался отец. — Вся автоматика накрылась! Чертовы уроды! Ненавижу!

Я знала — за запертой дверью находится путь вниз, а там нас должен ждать транспорт, который увезет нас за стену. Отец несколько раз говорил мне, в случае опасности ждать его здесь, или бежать одной. Но дверь оказалась заблокирована. И вот мы здесь, запертые в клетке.

— Есть еще проход. — Произнес мужчина в черном. — Внизу. В подвале.

— В пекло подвал! Они наверняка уже в доме! Вы видели, как все электронные двери открылись сами по себе? Мардук, не иначе. Когда они найдут нас, то перебьют всех, без исключения! Им нужны мы.

— Им нужны не только мы. Им нужен весь город. — Хладнокровно ответил телохранитель, будто это розыгрыш, а не реальность.

«Мардук? Но почему Мардук напали на нас? Ведь столько лет мы были союзниками, не одно поколение верно служило клану и городу. За что?» — Ответ мне был неизвестен.

— Фэллон, собака! Это все он! Мы меняли пароль от нашего компьютера каждый день! Никто другой не смог бы разгадать его! — Кричал отец. — Надо было убить его вместе со всем отребьем Мардук, когда был шанс!

«Кто такой, этот Фэллон?» — Я ничего не понимала. Но меня не слушали.

Выстрелы и крики раздавались уже внутри здания. Наверняка, обезумевшая толпа ворвалась в дом в поисках спасения.

Неожиданно, в дверь кабинета постучались. Мать вздрогнула и побледнела еще больше. Отец нахмурился. Только телохранитель не подавал виду и из последних сил, отчаянно пытался отворить запертую железную дверь.

— Господин Хамельтон? — Голос папиного друга, того самого, с жабьей мордой. — Откройте, это я! Клод!

— Впусти его. — Папа обратился к дворецкому.

— Но, враги уже близко! — Возразил мужчина в черном, однако отец остался непреклонен.

— Сию секунду. — Ответил дворецкий, и с присущим ему покорным движением отворил засов.

Едва дверь распахнулась, как вместо самого Клода, в кабинет ворвались четверо мужчин в черных масках, с оружием в руках.

«Вот и все. Нас предали». — Поняла я.

Клод вошел вместе с бойцами Мардук, как ни в чем не бывало, с довольной ухмылкой, потирая руки. Знаки отличия клана красовались на его плечах.

— Что все это значит? — Недоумевал отец, хотя все и так было уже ясно.

Титановые двери и бронированные стены кабинета могли бы задержать заговорщиков на какое-то время. Но мы попали в западню.

— Смотря для кого. Для меня — жизнь, а для вас — смерть. — Клод выстрелил сперва в дворецкого, а затем в телохранителя.

Старик упал замертво, а вот человек со шрамом оказался крепким, и получив пулю в область солнечного сплетения (я-то уж знаю анатомию) вместо того, чтобы упасть и присоединиться к дворецкому, достал из ножен кинжал и было бросился на отступника, не замечая смертельной раны на теле.

Клод выпустил в него шесть пуль, прежде чем мужчина упал и умер в луже собственной крови.

— Крепкий орешек. — Произнес он, и, выдержав некоторую драматическую паузу, будто стремясь напугать нас еще больше, презрительно добавил. — Был.

По лицу матери градом прокатились слезы. Она всегда была ранимой женщиной, и не могла видеть смерти людей.

— Ах ты, дерьмо! А я же верил тебе! — Зло прохрипел отец.

— И совершил ошибку. Я говорил, что с господами из Мардук лучше не связываться. Они всегда на шаг впереди тебя. Глупо. — Отступник направил пистолет на мать. — Теперь вы все умрете, мы больше не нуждаемся в вас. И в вашем унылом городе.

— Нет, прошу. — Прошептала я, но было поздно.

Выстрел, мгновение и мать упала замертво. Ее голова раскололась и кровь, смешанная с мозгом, брызнула на пол.

— Слишком быстро, даже не мучилась. — Клод рассмеялся нам в лицо. — Неинтересно. Тебе предстоит повеселить меня.

Едва я успела сообразить, о чем идет речь, как услышала очередной выстрел и ощутила резкую сильную боль в животе, охватившую вскоре все туловище. Издав тихий стон, я только пошатнулась и опустила голову вниз. — «Я ранена? Мерзавец выстрелил в меня?»

Боль нарастала и нарастала. Я опустилась на колени, пытаясь удержаться и не упасть, но силы стремительно уходили, и, в конце концов, тяжело осела на спину, зажимая рану рукой, отчаянно хватая губами воздух.

Наконец, боль охватила все тело, а ноги и руки словно окунули в холодную воду. Туловище же жгло, будто невидимым огнем. Каждый вздох только увеличивал страдания. — «Пожалуйста, остановите это. Убейте меня, наконец, больше не могу терпеть эти адские муки. Проявите милосердие». — Тогда я мечтала только о смерти.

Дышать становилось все труднее и труднее, в груди, словно что-то давило, мешало набрать столь нужного для жизни воздуха. На мгновение, посреди боли я только могла вспомнить улыбку Зака.

Последнее, что я слышала перед тем, как окунуться в пустоту — слова отца: «Убей ее — она страдает».

Не знаю, сколько времени прошло с тех пор, но сознание и боль вернулись, ужасная, сильнее, чем раньше. Я не могла кричать, дышать и понимала: моя смерть уже занесла кинжал.

Вскоре боль утихла, на сей раз это означал конец, и я отделилась от тела, воспарив над комнатой, где меня уже ждала мать, дворецкий и безымянный мужчина со шрамом. Наши тела неподвижно лежали на окровавленном полу и мы уже ничего не могли поделать.

— Смерть никого не красит. — Произнесла мама, взглянув на наши тела. — Я ждала тебя.

— Сколько времени прошло? — Спросила я, словно не понимая, есть ли для нас время или его теперь просто нет.

— Долго. Ты боролась до последнего. Сильная девочка, вся в отца. Теперь наш дом здесь. Навсегда. И никто не отнимет его у нас.

— Да. — Я обернулась и пошатнулась назад от увиденного, на лбу матери — огромная дыра.

Теперь я посмотрела на себя в ужасе. Даже после смерти мое тело осталось изуродованным и из раны торчали уродливые разорванные кишки. Наши телесные раны отпечатком легли и на души. — «Как такое возможно?» — Неужели это жизнь после смерти?

— Не пугайся. — Раздался знакомый голос.

— Зак? — Да, позади меня стоял он, мой возлюбленный, только теперь в окровавленной и рваной полицейской форме.

Не знаю, что сказать. Я не до конца понимала, что на самом деле происходит. Что нас больше нет в живых, и это не игра, не гипноз и не сон — все чистая правда.

— Больно было? — Произнесла я, прекрасно понимая: