Случайный билет в детство - Владислав Стрелков

И тут все прекратилось. Что-то капнуло. Еще раз. Не сразу понял, что мою голову кто-то бережно держит. Промаргиваюсь. Надо мной Марина плачет. Почему она здесь? Пытаюсь подняться. Что-то сказать, успокоить, но только хриплю. Она мне отвечает, но я не слышу. Ничего не слышу. В голове постоянно бумкает. Дышать тяжело, грудь ломит.

Наконец с помощью Марины удается приподняться. Вижу дядю Мишу. Он, сжав кулаки, стоит рядом и что-то Громину говорит. Сам физрук полулежит. Лицо перекошено, губа разбита. Его друганы тоже валяются, за отбитые места держась. Остальные «лица» на расстоянии мнутся, по виду готовые дать стрекоча.

Я догадываюсь, что именно Тихомиров Громину говорит, только вряд ли дядя Миша до совести физрука достучится. По лицу видно. Тот что-то отвечает. Зло так. С усмешкой. Тихомиров сильнее сжимает кулаки и шагает к Громину.

Меня держит Марина. Не отпускает, а я пытаюсь встать и остановить дядю Мишу. Хриплю и тянусь. Тихомирова надо остановить. То, что может произойти…

Бах! Бах! Бах!

Время для меня остановилось. И в полной тишине я вдруг слышу шепот Марины:

– Мамочки…

Она меня уже не держит. Я рывками ползу к дяде Мише. А он падает. Медленно падает. Хочу успеть подхватить, но воздух будто превратился в густой кисель. Я не успеваю. Тихомиров падает ничком. Глаза его открыты. Что-то шепчет. Склоняюсь над ним. Он вздрагивает и… что-то через меня прошло. Как разрядом тряхнуло. Я как будто постарел на целую жизнь. Понимаю – он умер. Хотелось завыть.

А вокруг замершая картинка. Марина, закрывшая ладонями лицо. И все вокруг, включая Громина, с испуганными лицами. Кто-то сбросил оцепенение и заорал:

– Атас!

Все бросились в разные стороны. Но как-то странно. Медленно, будто в замедленном кино. Секунда как вечность…

Боль отступила. Ушла вглубь, а вместо неё забурлила холодная ненависть. И появилась цель. Единственная.

Я никогда на задержаниях не убивал. Всегда считал – преступник должен быть осужден и наказан. В наркоманку стрелял в вооруженную руку. А сейчас я готов убить. И плевать на прошлые убеждения. Око за око. Жизнь за жизнь. Громин жизнь забрал, значит, должен отдать свою. Так будет правильно. Я тоже виновен в смерти Тихомирова. Не вмешайся в его судьбу, жил бы еще дядя Миша долго. Как бы не жил… но все-таки – жил.

И я исправлю свою ошибку. Громин не уйдет. Он моя цель.

Встал. И оказался выше деревьев. Где-то внизу люди-муравьи разбегаются в разные стороны. Но мне нужен только один. Шаг, и я у забора. Нет времени бежать через пролом. Одним махом перелетаю через ограждение. Приземляюсь на асфальт с той стороны.

Сюда бегут люди. Со всех сторон.

Громин удирает следом за своими друзьями. К белой шестерке.

Уже открыты двери. До машины несколько метров. Стоит им сесть в машину, и никто их не остановит.

Я успею остановить. Должен успеть.

Громин у машины оборачивается. Видит меня и вскидывает пистолет. Но я уже прыгнул. Руку с пистолетом в сторону, а ногой со всех сил в шею, чуть ниже уха. Со всех сил.

Бах!

И я проваливаюсь в черноту.

– Сережка-а-а!

Сознание возвращалось тяжело. С горечью от сна. Не моего. Чужого. Но вспомнить подробности не мог, мешала боль. Голова как миллионом стальных обручей стянута, и опять нарастает набат пульса. Чувствую укол и чьи-то руки, что-то втирающие в моё тело. На лицо положили компресс, остро пахнущий каким-то лекарством. Постепенно боль и биение стихают.

Первая мысль – кто меня так вырубил? Уверен, это не Громин, он в пол-оборота стоял, почти ко мне спиной, его рука с пистолетом мною была отбита вверх, и выстрел был в небо. Последний выстрел в его жизни. Я не промахнулся, ударил куда надо. Неужели меня достал его друг? Шустер оказался, зараза, ведь уже практически в машине был. Впрочем, это не важно, им не удалось бы уйти, дорогу со всех сторон мужики из двора перекрыли, жаль только опоздали малость…

Слышу чей-то плач. Это мама. И голос отца, он тихо ей что-то говорит. Тоже волнуется.

– Мам, не плач, все нормально, я цел. – Не узнаю своего голоса. Клекот какой-то. Все из-за той сволочи, что мне в горло пнула.

Всхлипывания стали чаще и громче. Успокоил, называется.

– Вы домой езжайте, – говорит кто-то. – Ваш сын до завтра спать будет. С утра приезжайте, часам к десяти, не раньше.

Должно быть, мне вкололи не только обезболивающее. Потянуло в сон.

Знаю, что я увижу, но ничего не могу поделать. Видно, что-то во мне осталось с того момента, как у тела дяди Миши через меня прошла его душа. Теперь я уверен в этом, поэтому и остался такой след, и теперь мне нужно прожить этот кусочек жизни. Его жизни. И сон приходит. Меня заполняют чужие мысли, чужая жизнь…

* * *

Сегодня ветрено, но воздух все равно горяч. Кажется, что к такой жаре привыкнуть невозможно, только если родиться в этих местах. Тридцать градусов – невесть какая температура, но в купе с высокой влажностью – это что-то! Впрочем, так не везде. Чем ближе к морю, тем высокая температура воздуха переносится легче, а в глубине материка из-за влажности даже двадцать пять градусов кажутся пеклом. Контраста добавляют ночи. Температура иногда падает до нуля, тогда запросто можно простудиться.

На грузовиках бортовые тенты закатаны, чтобы было не так душно. Все советские военспецы на центральной лавке сидят, а по бортам расположились товарищи из кубинского батальона. Это наша персональная охрана из кубинского спецназа «Черные осы». Командир по большому секрету шепнул, что они имеют негласный приказ опекать советских, вплоть до закрытия от огня своими телами. А эти ребята подготовлены будь здоров.

Помнится первое знакомство с ними еще на базе в Луанде. Так как наше руководство дало добро на плотное сотрудничество, то в первый же день с «опекунами» состоялось знакомство на всех уровнях. Наши военспецы, которые в переводчиках только числились, в том числе и я, показывали своё мастерство ребятам с Острова Свободы. Затем они блеснули своей подготовкой. Надо сказать очень высокой. Есть что перенять. Мы и перенимали впоследствии.

Потом, когда высокое начальство свинтило, был сабантуй, где кубинские ребята, тренированные крепким ромом, пытались перепить нас, закаленных «шилом». Победила дружба и душная африканская ночь.

За все время пребывания тут мы загорели так, что по цвету почти сравнились с аборигенами, даже стали похожи на своих «опекунов». И сейчас пойди и отличи, кто из нас кто.

Едем. Оружие наготове. Кубинцы внимательно вглядываются в заросли. Мы тоже следим за проплывающим пейзажем.

Впереди колонны, взрыкивая дизелем, идет танк – наш Т-34. В нем Антон Михайлов экипажем командует и за мехводом присматривает. Ангольцы ребята упорные и покладистые, но это не учебный выход – проводка колонны снабжения. Поэтому за рычагами тяжелой машины сейчас более опытный кубинец. Не завидую экипажам – в танке вообще как в парной, а на броне можно яичницу жарить. Да и остальным водилам не легче, это нам на грузовиках хорошо. И обзор куда лучше.