Любимец моих дьяволов - Ева Мелоди

Позже, в доме Бурмистрова меня начало трясти, я впала в истерику. Василина с Артуром отвезли меня к врачу. Неделю я лежала под капельницами. Сильнейшее нервное истощение, стресс. И дикий страх что Илья меня найдет и вернет обратно. Никому не верила, кроме Василины. И она почти все время была рядом, несмотря на то, что у нее семья, малыш… И еще один на подходе.

Бурмистровы предложили мне отправиться в Грецию — там Василина открыла филиал своего центра. Я согласилась. На тот момент узнала еще одну ошеломляющую новость — я была беременна. Непередаваемая радость. Счастье для меня. И Мотылек радовалась вместе со мной, поддерживала меня. Невероятно, но мы стали близкими подругами. Она так и не отвезла меня в свой центр — я жила в их доме. Точнее, в доме бабушки Василины. Потому что там меня уж точно не догадались бы искать. К тому же больше всего на свете я боялась, что мои спасители пострадают. Буквально с ума сходила думая об этом. Эти люди, чудесная, любящая семья, очаровательный Тимофей — белокурый ангелочек двух с половиной лет, так похожий на Артура… Не простила бы себе, если бы кто-то из них пострадал.

Я не могла понять, как вообще получилась наша встреча. Очень боялась, что это какая-то очередная подстава от Ильи, и, возможно, злой мачехи. Но Бурмистровы уверили меня, что дело в чистом совпадении. Артур столкнулся с моим мужем во время деловых переговоров с одной фирмой. Обоих заинтересовало сотрудничество… Но разумеется, после произошедшего ни о каких деловых связях не могло идти речи. Бурмистрова пришлось останавливать от расправы, еле уговорили не вмешиваться. Артур бушевал, кричал, что пусть ищет, пусть приедет к ним, что лично Илье шею свернет — когда синяки на моих руках увидел. Рвался в полицию заявить. Но я смалодушничала. Не могла пройти через подобное, просто физически не было сил.

Когда Артур узнал, что я в положении — то перестал давить на меня. Но все равно заявил, что этого так не оставит. Я отказывалась говорить о своем браке, и том что произошло позже. Мне казалось, что это жутко унизительная, грязная история, в которой я выгляжу жалкой тряпкой, о которую все кому ни лень вытирают ноги. Хотелось забыть, выкинуть из жизни все, что было в прошлом. Об отце ребенка тоже говорить отказывалась… Когда мне стало лучше, уже приняв решение уехать с Василиной в Грецию, я тайком сбежала от своих спасителей и отправилась к дому Штаховского… Надеялась поговорить, но мне никто не открыл…Я стучала, звонила, наверное около часа. Возле дома стояла его машина… И я чувствовала — там кто-то есть… Но мне так и не открыли.

Видимо, Штаховский недолго горевал по мне… если вообще горевал. Да нет конечно. Наверное, тут же из памяти вычеркнул. Зачем помнить о суке, которая тебе сердце разбила…

Оставалось лишь смириться. Нет у меня моральных сил ползать на коленях перед Якобом. Возможно, позже, умирая от тоски, я все-таки сделаю еще одну попытку и расскажу правду… Пусть знает. Но сейчас я всецело погрузилась в заботы о малыше, растущем внутри меня. Врачи поставили угрозу выкидыша. И я даже двигаться боялась, не то что подвергать себя стрессу…

Когда стало полегче, Бурмистровы отвезли меня в Грецию, в маленький домик Василины. Там мы обе наслаждались природой, свежим морским воздухом… У Мотылька срок был на три месяца раньше, и живот довольно заметный. И вот когда моя беременность перевалила за пятый месяц, тоже стал заметен животик, а малышка внутри меня начала толкаться. На узи сказали, что это девочка.

Артур прилетал в Грецию каждые выходные. Я понимала, что им тяжело дается разлука и чувствовала, что Василина торчит здесь из-за меня. Все еще переживает, волнуется. Как же трудно поверить, что человек, которого ты ненавидел много лет, оказался лучшим что случалось с тобой в жизни. Она была доброй, отзывчивой, очень деликатной. И в то же время невероятно сильной. Угнетенных женщин она защищала как тигрица. Я восхищалась ею. И попросилась в команду, на что Мотылек ужасно обрадовалась.

Недавно Артур начал называть нас очаровательными беременными пингвинчиками. У Василины живот был уже приличного, а у меня — едва начал оформляться. Каждый толчок малышки наполнял меня счастьем… Василина ждала второго мальчугана, сказав что не успокоится, пока не получится девочка. Они хотели большую семью и определенно этого заслуживали.

Я же… тосковала, но запрещала себе грустить. То что Якоб подарил мне счастье материнства… Наверное было верхом благословения небес. Но я не могла не думать об этом мужчине… Мысли о нем пробуждали во мне эмоции самых разных оттенков — от блаженства до отчаяния. Иногда я ловила себя на том, что, стоит только улыбнуться, на глаза тут же наворачиваются слезы. Это гормоны, говорила я себе, и прятала отчаянную тоску в самые дальние уголки сознания.

Погода сегодня настолько приятная, не жарко, но в то же время ветер как теплое одеяло укутывает уютом и нежностью. Поэтому я сворачиваю к морю — это чуть удлинит путь к дому, но торопиться некуда. Здесь безлюдно в это время, но одинокая фигура идет мне навстречу… Хотя не такая уж одинокая, с собакой, бегущей впереди. Мужчина с Джек-Расселом… Почему-то кажущийся мне знакомым.

Мне кажется я грежу наяву. Потому что по берегу моря ко мне идет Штаховский… а впереди, заливисто лая, бежит Майло. Этого не может быть. Якоб столько преследовал меня в снах и грезах. Обхватив живот с тревогой вглядываюсь вперед. Неужели я сошла с ума? Или это правда Якоб? Может он… купил другого пса. Удивительно похожего на моего несчастного любимца…

Может они оба сейчас исчезнут как мираж?

Но они не исчезают. Майло подлетает ко мне, прыгает на меня, лает все громче. Облизывает руки, неистово машет хвостом.

Поднимаю лицо к Якобу.

— Что все это значит? Это правда он?

Вместо ответа Штаховский пожирает меня глазами, смотрит на мой округлившийся живот и в его глазах блестят слезы.

— Боже, я так скучал по тебе. Думал сдохну, с ума сходил от страха что с тобой что-то случилось… А ты спрашиваешь про Толстого… Похоже, он гораздо важнее меня.

— Я… не знаю что сказать.

— Скажи что скучала по мне, малыш.

— Скучала…

— Тогда почему я так долго тебя искал?

— Прости… Я думала, что столько неприятностей тебе причинила. Но я хотела позвонить, вернуться. Василина сказала пока лучше этого не делать… Пока с Ильей не разберутся это было опасно.

— Я ей благодарен. Правильно сделали. Я эту сволочь…

Осекается. Смотрит на меня, в глазах совершенно безумное выражение. И я не знаю как себя вести. Хочу броситься на шею… Но опять столько страхов. Недосказанности, обид.

— Просто скажи, что скучала по мне, малышка. Мне этого достаточно для начала.

Мы сливаемся в объятии. Внешне оба спокойны, но внутри бушует ураган. Якоб жадно, но в то же время осторожно, точно я сделана из фарфора, прижимает меня к себе, гладит мой живот. Находит губами мои губы и целует со страстью… В его поцелуе не только желание и нежность. В нем я чувствую надежду, и меня затапливает ощущение тепла. Глаза щиплет, хочется расплакаться, разрыдаться в голос.