Раб своей жажды - Том Холланд

— Я рада, — прошептала она.

Глаза ее закрылись, и она вновь уснула. Спала теперь более спокойно, нормальный цвет ее лица полностью восстановился. Так что второе переливание крови явно прошло успешно.

Беседа с Люси подсказала, что надо навестить леди Моуберли, предупредить о том, что случилось прошлой ночью. Хури был убежден, что Артуру опасность не грозит, а леди Моуберли, хотя ей и сообщили о возможной угрозе, отказалась от предложенной защиты. Когда я зашел к ней, она была дома. Хотя Розамунда явно беспокоилась о здоровье Люси, мой рассказ она выслушала с полным спокойствием и вновь отказалась от моего предложения об охране, причем весьма категорически.

Я спросил ее, видела ли она еще взломщицу, проникшую некогда к ней в дом.

Она с легкой улыбкой на губах взглянула на меня:

— Вы имеете в виду любовницу моего мужа?

— Да, леди Моуберли, любовницу вашего мужа… Может быть, вы видели ее недавно?

Она нахмурилась и вдруг вздрогнула, встала и подошла к окну, ежась словно от холода. Молча она взглянула на улицу.

— Да, — вдруг сказала она. — Я видела ее.

— Когда? — уточнил я.

— Вчера ночью, — проговорила она. — Мне не спалось, и я стояла вот здесь, где сейчас. И видела, как она прошла внизу по улице.

Очень спокойно, опасаясь спугнуть ее, я подошел к тому месту, где она стояла.

— Леди Моуберли, — проговорил я, — может быть, вы вспомните, в какое время это было?

— Ну конечно же. Помню очень точно. Рядом были часы, и я посмотрела на них. Было без двадцати минут четыре.

26 августа. Я должен был съездить туда. Целый час после того, как закончил наговаривать отчет за прошлый вечер, сидел, свернувшись в кресле и сопоставляя различные фрагменты показаний. Мне стало ясно, что надо сосредоточить расследование в Ротерхите. Но кое-что еще ускользает от меня. Это очень мучает, будто мне недостает окончательного фрагмента головоломки, которую разгадать очень просто. Во всяком случае, вчера вечером ситуация вроде прояснилась. Все, похоже, указывает на Лайлу, но почему-то меня мучают сомнения. Нужно переговорить с Хури. Он оставил мне на конторке интригующее, правда, несколько цветистое письмо. Несмотря на его явное перевозбуждение, он находится ближе к пониманию того, кто такая Лайла. Вскоре навещу его. Но, вначале, должен наговорить все, что могу, о происшедшем вчера.

У дверей меня встретила Сармиста. Она отощала еще больше, платье висело на ней мешком, а в глазах светилось выражение непреходящего ужаса. Я хотел расспросить ее, но она не стала со мной разговаривать, а закрыла лицо и поспешила вверх по лестнице, ведя меня в оранжерею, где Лайла и Сюзетта играли в шахматы. Заметив меня, Лайла перевела взгляд на Сюзетту, и я увидел, как та улыбнулась.

Я стоял перед Лайлой, и молчание длилось целую вечность. Может быть, так оно и было, я обдумывал, что сказать. Сюзетта с серьезным видом наблюдала за мной. Лайла же, наоборот, продолжала улыбаться. Я глотнул воздуха и вдруг почувствовал себя в смешном положении, а потом крайне разозлился на них обеих, разозлился до ярости.

— Кто вы такие? — вскричал я, содрогаясь, сжимая кулаки, не в силах больше сдерживать свои эмоции. — Вы — вампиры? — спросил я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно спокойнее. — Или что похуже? Скажите мне! Зачем вы в Лондоне? Что вам нужно от меня и моих друзей?

Лайла взглянула на Сармисту, потом опять на Сюзетту.

— Думаю, он почти дозрел, дорогая, — она передвинула шахматную фигуру. — Шах.

Сюзетта продолжала с серьезным, как и ранее, видом изучать меня.

— Что случилось, доктор Элиот? — сказала она наконец. — Лайла что-нибудь натворила?

Я шагнул вперед, стараясь сдержать свой гнев и страх.

— Люси Весткот умирает, — сообщил я. — Какое-то существо, какое-то чудовище высасывает из нее кровь.

Ни тени удивления не отразилось на лице Сюзетты.

— И что же? — спросила она.

— Мы видели, как из горла Люси пьет кровь какая-то женщина.

— И что с того?

— Вы знаете что.

Теперь Сюзетта улыбнулась. Она взглянула на Лайлу, потом на шахматную доску.

— Печально, — прошептала она словно про себя. — Значит, еще не дозрел… — Она передвинула фигуру и взяла короля Лайлы. — Какое разочарование, похоже, я снова выиграла.

Лайла посмотрела на доску, рассмеялась и смела рукой фигуры. Она встала, поправляя платье, и от ее движения, полного грации, такой простой элегантности, мое вожделение и потребность в ней вернулись. Я был вновь порабощен и знал, что не смогу с ней бороться, а, наоборот, последую за ней туда, куда она меня поведет.

Она взяла меня за руку.

— Пойдем со мной, — проворковала она. — Пойдем со мной навсегда.

Я почувствовал (чего раньше никогда не понимал до встречи с ней), насколько ужасна и бездонна, как омут, может быть красота женщины, как опасна и ни с чем не сравнима. Я знал, что, если она захватит меня, я уже никогда не уйду. Я вцепился в ее руку, стараясь удержать ее.

— Я не высасываю кровь из твоей подруги, — зашептала она, — ты же мне веришь, Джек? — Она поцеловала меня. В своем воображении я растворился на ее губах. — Ты мне веришь?

И, конечно, я верил. Я теснее прижался к ней, чувствуя, как меня касается ее нежная грудь, и вдыхая аромат ее духов. Мы продолжали идти. Перед нами простерся длинный темный проход. Нас окружали животные, над головами пели птицы. Я помнил их с того раза, когда Сюзетта, оставив нас, побежала по камням, а мы с Лайлой в первый раз остались наедине. Сейчас мы тоже были наедине и шли по проходу… Подошли к какой-то двери. Лайла открыла ее. За дверью нас ждала постель с темно-красными занавесями…

Я проснулся, голый и одинокий, как раньше. В комнате было еще темно, свеча по-прежнему горела перед портретом на стене. Я оделся и вышел из комнаты. За дверями, с моим пиджаком в руках, меня ждала Сармиста. Она подала пиджак и убежала. И, хотя я погнался за ней, быстро пропала в темноте. Я вернулся и вышел из склада. На улице я понял, что прошел целый день. Но я был цел. Невредим. Впрочем, как это опасно! Лаже если Хури прав только наполовину — как это опасно!

И все же… ее слова звучали у меня в ушах, в извилинах моего мозга: «Не я пила кровь из твоей подруги. Мне не нужна ничья кровь. Ведь ты мне веришь, а, Джек?»

Верю… Верю даже сейчас… Почему? Да может ли быть какая-либо иная причина, кроме моей страстной увлеченности? Какая-либо причина вообще? Мне надо подумать. Надо прояснить свой разум. Хури навещу завтра. У него, очевидно, есть многое, что он мог бы открыть мне. Возьму его письмо, прочту в кэбе. Письмо профессора Хури Джьоти Навалкара доктору Джону Элиоту 26 августа Джек!