Ханская дочь. Любовь в неволе - Ине Лоренс

Сирин захотелось пустить коня галопом и затоптать этих людей. Деревня выгорала, земля становилась безлюдной — презрение к русским росло с каждым мигом.

Эта деревня была не единственной, до которой отряд Тарлова добрался в тот день — и все постигла одинаковая участь: сжигались дома, вытаптывались поля, отравлялись колодцы. Жители, взяв то немногое, что могли унести, уходили в леса, где им предстояло скрываться от шведов неделями, если не месяцами, а ведь шведы могли и вовсе не прийти. Сирин не принимала участия в этих действиях, казавшихся ей неоправданно жестокими. Она совсем забыла, что должна играть роль Бахадура, храброго воина, который должен был вместе с калмыками безжалостно уничтожать русские деревни.

Когда к вечеру всадники Сергея достигли места, где намеревались разбить лагерь, они обнаружили там отряд русских солдат. Деревня была уже разрушена, жители ушли. Судя по мундирам, это был один из пехотных полков, но посаженный в седло для выполнения особого задания, а распоряжение им было отдано то же, что и Тарлову с его азиатами. Сирин едва взглянула на это нежданное подкрепление, Сергей же подъехал к ярко пылающему лагерному костру, чтобы поговорить с офицером. К его удивлению, это оказался Кирилин, вместо мундира Преображенского гвардейца одет был в форму Симбирского полка.

Надо сказать, что и Кирилин приветствовал Сергея без радости. Он усмехнулся и сплюнул в огонь:

— Тарлов! Видать, черт нам судил все время наступать друг другу на ноги.

— Скорее, царь — он на Руси главный, — усмехнулся Сергей.

Кирилин отмахнулся:

— В самом деле? Интересно, как долго это продлится? В Гродно он бежал от шведов, понес потери возле Головчина, а теперь вся его надежда — превратить Россию в пустыню, которую шведы не захотят завоевывать. — Он говорил язвительно, казалось не заботясь о том, что эти слова могут достичь ушей царя.

Сергей поразился такой неосторожности.

— Как же вышло, что вы оставили службу в гвардии царевича и вернулись в действующую армию?

— После битвы при Головчине царь потребовал подкрепления, и я со своей ротой двинулся на запад. — Кирилин говорил так, словно ожидал похвалы за храбрость, но Сергей лишь удивился. Рассказ звучал так, словно Кирилин прибыл сюда без приказа, на это мог отважиться только офицер, уставший от жизни, или тот, кому нечего было терять. Вероятнее всего, Кирилин вызвался добровольцем, дабы снискать честь и славу, а ему пришлось разгонять крестьян и жечь деревни. Поэтому Сергей постарался говорить возможно дружелюбнее:

— Ничего, Олег Федорович, настанут и другие времена. Вот тогда мы покажем этим шведам!

Кирилин ничего на это не ответил, повернулся и указал на поросшую травой опушку леса:

— Можете разбить лагерь там. Позаботьтесь только, чтобы ваши вонючие калмыки держались подальше отсюда и не воровали. Этим степнякам доверять нельзя.

Сергей заметил, что и среди солдат Кирилина были уроженцы степей, а потому столь презрительный тон удивил его. Но, приглядевшись, он понял, что азиаты эти были теми самыми сибирскими заложниками, которые по приказу царя были распределены в разные полки. По всей видимости, Кирилин самовольно собрал их в свою роту. По нынешним временам получить новых людей в подкрепление было нелегко, к тому же, напомнил себе Сергей, действия другого офицера его не касаются. Не ему указывать Кирилину — у того есть свой командир, но общаться с ним Сергею больше не хотелось. Он попрощался и вернулся к своему отряду.

Устроив на ночь жеребца и вьючную лошадку, Сирин отделилась от остальных и пошла вдоль опушки леса. Больше всего ей хотелось пойти к Сергею и потребовать объяснений… нет, пристрелить его! Рассудок удерживал ее от безумства, требуя сохранять здравомыслие, но ярость и раздражение овладевали ею все сильнее. Покосившаяся избушка неподалеку под деревьями, которую люди Кирилина, очевидно, не заметили, натолкнула ее на мысль: ей захотелось избавиться от русского мундира. Она поспешила обратно в лагерь, вытащила из вьюков татарское платье и бегом вернулась обратно к избушке. Внутрь Сирин вошла прапорщиком русской армии, а вышла оттуда татарским князем. Чувствовала она себя немного лучше, но сознание, что она освободилась от навязанного ей русского облика, позволяло дышать свободнее. Возвращаться прямым путем не хотелось, и она сделала крюк, оказавшись неподалеку от лагеря роты Кирилина, она услышала речь своего народа и замерла на месте. Говорили возле одного из костров — там сидели несколько мужчин в русских мундирах. Она хотела было развернуться и уйти, но тут увидела Бедра, немого раба Ильгура, а рядом разглядела и других знакомых. Кроме нее и Остапа, это были все сибирские заложники, оставшиеся к тому времени в живых. Сирин разрывалась: ей хотелось подойти и заговорить с ними, но встречаться с Ильгуром она не желала. Пока она колебалась, решение пришло само — Бедр приметил ее и всполошил всех остальных.

Ильгур был одет в мундир солдата царской армии, он повернулся и пошел навстречу Сирин с распахнутыми объятиями:

— Бахадур! Вот уж кого не ожидал встретить!

Улыбаясь, он обнял Сирин, словно они были лучшими друзьями.

— Ты пришел в добрый час! — прошептал он, бросив осторожный взгляд на своих товарищей. — У русских дела все хуже, вскоре шведы одолеют их. Мы не хотим, чтобы нас считали рабами побежденных. Мы решили взять свою судьбу в собственные руки.

Ночь для бегства была идеальная. Было полнолуние, но быстро бегущие тучи то и дело затмевали луну. Неверный зыбкий свет заливал окрестности — уже на расстоянии нескольких десятков саженей контуры расплывались, фантастически искажая облик самых обычных предметов. Беглецы были полны сил, они быстро мчались прочь, чувствуя себя в безопасности от преследователей, С каждым часом уверенность их росла, но Сирин чувствовала себя все хуже. Она уже сожалела, что так бездумно согласилась на предложение Ильгура. Знай она, что главарем дезертиров был не сын эмира Айсары, а Кирилин, намеревавшийся переметнуться на сторону шведов со всей своей ротой, она никогда бы не согласилась бежать с ними. Злость на Сергея и уязвленная гордость затмили ей разум, а теперь было уже слишком поздно. Кирилин грозился убить каждого, кто только осмелится взбунтоваться и покинуть отряд. Малейшее неповиновение он приказал считать изменой. Она машинально следовала за офицером, прислушиваясь к тому, о чем говорили Кирилин и Шишкин. Насколько она сумела разобрать, Ильгура и других сибирских заложников они прихватили с собой лишь затем, чтобы продемонстрировать Карлу XII, сколь далеко простирается влияние противников царя. Эта беседа, вероятно, меньше досаждала бы Сирин, располагай она приятелями, а тем паче друзьями среди заложников. Однако люди, с которыми она по доброй воле ввязалась в это опаснейшее приключение, все время пути из Карасука в Москву, а затем и в Санкт-Петербург так и оставались для нее чужаками, впрочем, как и она для них.