Закон военного счастья - Николай Басов

На стройке не очень активно работало несколько человек, почти все были здоровыми мужиками, но встречались и немолодые тетки, в плотных платках, с внимательными, спокойными глазами. Рост спросил одну, где может найти отца Петра, но она лишь мотнул головой, недовольная, что ее отвлекают от перемешивания смеси, которая с ширскими добавками могла превратиться в легкую, пористую плиту.

Рост походил по стройке, и дело кончилось тем, что отец Петр сам нашел его, наверное, священнику сказали, что кто-то непонятный его спрашивает. Внешне он оказался примерно таким, как Ростик и ожидал, – грустным, в потертой, залатанной рясе, с неуверенными жестами не очень сильных, испачканных ширской штукатуркой рук. Выслушав предложение поговорить о политике и схеме нынешнего распределения власти, отец Петр задумался, стал еще более отдаленным и непонятным. Но не испуганным. Поэтому Ростик и не ушел сразу, вдобавок ему все-таки хотелось выяснить, зачем Перегуда посоветовал ему сюда явиться?

– Знаете, молодой человек, – решил наконец отец Петр, – давайте ко мне зайдем, чаю выпьем. У меня хороший чай, не настоящий, правда, но очень хороший.

Рост согласился, тем более что выпить толкового чаю ему не случалось месяцами. Так они оказались в небольшом деревянном домике, где жил Петр со своей женой, худенькой, смешливой женщиной, с чуть сероватым от недоедания лицом – такие лица Ростик научился видеть не хуже иного врача. Жену отца Петра звали Марфа Самойловна, она быстро все поняла, поставила на крохотную буржуечку чайник, вскипятила воду, заварила чай и ушла, оставив мужчин в главной комнате домика.

Боясь сломать хрупкий стул, Ростик тем не менее весь извертелся, рассматривая и старинный, какой-то величественный, хотя и немного облезлый буфет со створками из непрозрачного стекла, и иконы, с тоненькой лампадкой умещенные в «красном» углу, и сероватую от частой стирки самодельным мылом скатерть. И наконец признал, что ему в этом доме нравится. Даже перестук сделанных из дерева с другой, уже двадцатичасовой шкалой ходиков навевал неторопливые, спокойные мысли, которые хотелось додумать обязательно до конца.

– Итак, – начал отец Петр, перекрестившись, прихлебывая чай и с интересом поглядывая на Ростика. – Вы пришли, чтобы я разъяснил вам, какие ошибки допускает наше руководство?

Чай в самом деле оказался каким-то почти настоящим. Как попадья этого отца Петра сумела избежать неприятного сладковатого привкуса, появляющегося в морковном чае, и придать ему почти забытую, не желудевую горечь, Ростик не знал. К тому же этот чай обжигал, поэтому Рост постарался выпить как можно больше, прежде чем ответил:

– Именно так, ба… батюшка. Ведь ошибки они допускают? Причем часто, и довольно грубые. Из-за них погибают люди, из-за них мы заняты не тем, что способствует нашему хотя бы относительному миру с соседними цивилизациями, из-за них нам в ближайшее время предстоит растрачиваться на войны, совсем ненужные.

– Я бы во главу списка поставил другое, – чуть хрипловатым, но очень глубоким голосом ответил отец Петр, и сразу стало ясно, как он бережет его во время таких вот разговоров. – Первое, они забюрократизировались, что опасно само по себе и ведет к отдалению от людей, от их реальной жизни. Второе, они находятся во власти неправильной идеи, что их решения, принятые в Белом доме, оказывают воздействие на реальное положение вещей. И третье, они обещали провести необходимую политическую реформу, но так ее и не провели.

Ростик вздохнул почти с облегчением. Кажется, Перегуда был прав, посоветовав ему сходить к этому человеку.

– Может, вы знаете, отец Петр, я солдат. Я даже отдаленно не умею так формулировать общие, стратегические проблемы.

– А жаль, – вздохнул отец Петр, – как я слышал, когда-то у вас была светлая голова. Впрочем, если вы пошли в вашего отца, она у вас и сейчас должна быть неплохой, несмотря на… Трудности последних лет.

– Вы знали моего отца?

– Знал, – кивнул отец Петр и, поколебавшись, налил себе еще бокальчик чаю. – Люблю, когда чай свежий, не могу удержаться… Я даже знаю, что отец с вашей матушкой крестили вас в нашей… бывшей церкви, только тайно. Иначе у них были бы неприятности по службе.

– Крестили, меня? – Ростик удивился еще больше. – Я не думал, что отец… Мама могла, это я знаю. Но отец, чтобы он был верующим?..

– Он не был в подлинном значении слова верующим, – признал отец Петр. – Да и ваша матушка не может считаться таковой. Но у них обоих, как я сказал, светлая голова. И вообще, – отец Петр вдруг встал, подошел к буфету и достал стеклянную мисочку с сотами, – у вас очень хорошая порода, Гринев. Знаете, если чаевничать, так со вкусом. Берите соты, мне кажется, лучше нет во всем Боловске. И давайте я вам еще чаю налью, тут как раз еще на кружку осталось.

Ростик попробовал соты, они оказались не хуже тех, что иногда приносила мама, а может быть, в самом деле лучше. При этом он понял, что разговор пошел куда-то не туда, его следовало теперь, как иногда говорил отец, «переначинать».

– Итак, батюшка, вы все понимаете не хуже меня. Но до сих пор ничего не предприняли?

– Я и не должен ничего предпринимать, как вы выразились, – очень тонко, одними глазами усмехнулся отец Петр. – Светская власть – это власть, с которой я не хотел бы спорить ни при каких обстоятельствах. Знаете ли, я бы ни с кем не стал спорить.

– То есть вы не поможете мне? Вернее, – Рост понял, что его топорные формулировки в разговоре с этим человеком нуждаются в уточнениях, – не поможете городу?

– Давайте сразу договоримся, я не считаю, что все идет наилучшим образом. Но, как вы выразились, помогать вам – не буду. Это просто не дело церкви.

Ростик пожалел, что позволил налить себе вторую кружку чаю. Такой чай нельзя было выливать, его теперь следовало допивать. Поэтому, прихлебывая, он попробовал еще раз:

– Они ошибаются не просто так, отец Петр. Они приведут нас к катастрофе, я это знаю, я это чувствую.

– Да, я слышал, вам что-то открывается. – По лицу отца Петра скользнуло выражение почти детского интереса. – Впрочем, не будем об этом. Лучше я вам вот что скажу, Гринев. – Отец Петр помолчал, потом начал совсем по-другому, чем говорил еще мгновение назад, – не мягко и сдержанно, а убежденно, напористо и очень уверенно: – Люди, сидящие в Белом доме и управляющие нами, отнюдь не такие простачки, как вы, кажется, думаете. Отставить их от власти теперь будет непросто, они крепко взяли ее в руки. Они понимают, что главную силу в городе сейчас представляют воины вроде вас. И они следят почти за каждым, кто имеет значение чуть больше, чем командир, ну, скажем, сотни солдат. И делают выводы.

– Да, – решил Ростик, – пожалуй, если мы, вояки, объединимся, мы можем быть силой. Но слежка, как вы говорите… Зачем?

– Следят по служебной, официальной части, а не на улице, – хмыкнул отец Петр и допил свой чай. – Вот вы не обратили внимание, как чествовали героев, отстоявших Боловск в сражении на Бумажном холме, и как бы «не заметили» тех, кто отвел не менее, а может быть, более серьезную угрозу в виде черных треугольников, и вообще – пурпурных?