Тысяча осеней Якоба де Зута - Дэвид Митчелл

Высота тоннеля — от земли до колена, ширина — с предплечье. Орито извивается, словно угорь: выглядит некрасиво, но, по крайней мере, шума нет никакого. Вскоре ее колени в царапинах, голени в синяках, а кончики пальцев рук болят, потому что приходится цепляться за замерзшие камни. Пол тоннеля гладкий, словно выровнен водой. Темнота на одну йоту меньше абсолютной. Когда протянутая рука упирается в камень, Орито приходит в отчаяние, решив, что добралась до тупика… но тоннель уходит влево. Изогнувшись вокруг острого угла, она проталкивается вперед. Не может унять дрожь, грудь сжимает. Орито старается не думать о гигантской крысе или гробнице. «Я, должно быть, под кельей Умегае, — полагает она, представляя себе хозяйку кельи, прижавшуюся к Хашихиме, вверху, на расстоянии лишь двух слоев половиц, татами и матраса.

«Темнота впереди, — задается она вопросом, — рассеивается?»

Надежда тянет ее. Она добирается еще до одного угла. Здесь тоннель шире.

Обогнув угол, Орито видит небольшой треугольник лунного света.

«Дыра в наружной стене Дома, — догадывается она. — Пожалуйста, пожалуйста, пусть она будет достаточно большой».

Но еще через минуту медленного продвижения она доползает до дыры и видит, что та — чуть больше кулака: как раз по размеру кота. Годы холода и жары, полагает она, раздвинули камни. «Будь дыра побольше, — думает Орито, — ее бы заметили снаружи». Упираясь ногами, она подносит руку к камню у дыры и толкает его изо всей силы, пока боль мышц шеи не останавливает ее.

«Некоторые вещи можно сдвинуть, — думает она, — но только не этот камень».

— И что теперь? — Ее хриплое дыхание белеет инеем. — Не убежать.

Орито думает о двадцати ближайших годах, о мужчинах и о забранных у нее детях.

Она отползает ко второму углу, с трудом разворачивается и ползет к дыре, вперед ногами, добирается до стены и вновь упирается в пол, на этот раз руками: прижимает пятки к камню и толкает, толкает…

«С таким же успехом я бы смогла, — Орито жадно хватает ртом воздух, — сдвинуть Голый Пик».

Затем она представляет себе настоятельницу Изу, объявляющую, что Богиня выбрала ее.

Согнув ноги, бьет подошвами по камню.

Представляет себе поздравления сестер: веселые, ехидные, искренние.

Вновь бьет по камню, вновь, вновь…

Думает об учителе Генму, как тот лапает ее и облизывает.

«Что это за звук? — Орито останавливается. — Что это за скрежет?»

Представляет себе Сузаку, вытаскивающего из нее первого ребенка, третьего, девятого…

Ее ноги бьют по камню, пока не начинают болеть бедра и не сводит шею.

Мелкий щебень сыпется ей на щиколотки — и, внезапно, не один, а два камня вываливаются наружу, и ее ноги вылезают в пустоту.

Она слышит, как камни катятся по короткому склону и останавливаются, ударившись о препятствие.

Снег под ногами жесткий и колючий. «Определись, где ты, — Орито совсем незнакома с этим местом, — и побыстрее». Длинный овраг тянется между высоким фундаментом Дома сестер и внешней стеной храма. Его ширина — пять шагов, а стена высока, почти в три человеческих роста. Чтобы подняться на нее, нужна лестница. Слева, к северному углу храма — Лунные врата в китайском стиле: они, — Орито узнала об этом от Яиои, — ведут в треугольный двор и к жилью учителя Генму. Орито спешит уйти в противоположном направлении, к восточному углу. Миновав угол Дома сестер, она попадает в небольшое отгороженное место с курятником, голубятней и стойлом для коз. Птицы чуть шебуршатся, когда она проходит мимо, но козы спят.

Восточный угол соединен крытой дорожкой с Залом учителей. У небольшого склада к наружной стене прислонена бамбуковая лестница. Решив, что от успешного побега ее отделяют считаные секунды, Орито забирается на стену. Поднявшись на уровень карнизов храма, она видит древнюю колонну Аманохаширы, воздвигнутую в Священном дворе. Шпиль колонны сверкает в лунном свете. «Какая захватывающая красота, — думает Орито. — Какая бесшумная жестокость». Она затаскивает бамбуковую лестницу на стену и опускает с внешней стороны…

Густой сосновый лес начинается в двадцати шагах от храма.

…но лестница не достает до земли. Возможно, храм окружает высохший ров.

Густая тень под стеной скрывает расстояние до земли.

«Если я прыгну и сломаю ногу, — думает она, — то насмерть замерзну к рассвету».

Замерзшие пальцы ослабевают хватку, лестница падает вниз и ломается.

«Мне нужна веревка, — понимает Орито, — или что- нибудь такое, из чего можно сделать веревку».

Чувствуя себя у всех на виду, словно мышь на полке, Орито спешит по стене к Главным воротам в южном углу, надеясь, что свободу ей подарит крепко спящий охранник. Она спускается по другой лестнице в овраг между внешней стеной и огромной, похожей на амбар, кухней с обеденным залом. Доносится вонь отхожего места и запах копоти. Янтарный свет льется из кухонной двери. Повар, страдающий бессонницей, точит ножи. Орито шагает в такт металлическому скрипу, чтобы скрыть шум шагов. Следующие Лунные врата приводят ее в Южный двор, над которым высится Зал медитации. В этом дворе растут две гигантских криптомерии: одна посажена в честь Фудзина, бога ветра, согнутого под тяжестью мешка со всеми ветрами мира, вторая — Райдзина, бога грома и молнии, который крадет пупки у детей в грозу и бьет в барабан, вызывая гром. У главных ворот, как и Сухопутных ворот Дэдзимы, высокие двойные створки для паланкинов и дверь поменьше, позволяющая выйти из монастыря через сторожку. Эта дверь, видит Орито, немного приоткрыта…

… и она крадется вдоль стены, пока не улавливает запах табака и не слышит голоса. Прячется в тень большой бочки. «Добавишь угля? — гнусавый голос. — Мои яйца превратились в ледышки».

Ведро для угля гремит пустотой. «Больше нет», — отвечает высокий голос.

— Бросим кости, — предлагает гнусавый, — и выясним, кто удостоится чести принести еще ведро.

— А каковы твои шансы, — вступает третий голос, — растопить яйца во время одаривания в Доме сестер?

— Не очень, — признает гнусавый. — У меня была Савараби три месяца тому назад.

— А у меня Кагеро в прошлый месяц, — говорит третий. — Я в конце очереди.

— Выбор должен пасть на самую новую сестру, — продолжает третий голос. — Значит, нам ничего не светит, мы же аколиты. Генму и Сузаку всегда первыми мотыжат девственную землю.

— Но только, если не приедет сам Владыка-настоятель, — добавляет гнусавый. — Учитель Аннеи рассказал учителю Ногоро, что Эномото — доно дружил с ее отцом и выступал поручителем по его займам, а когда старик пересек Санзу, вдове достался суровый выбор: отдать падчерицу горе Ширануи или потерять дом со всем содержимым.

Орито никогда не думала об этом, а здесь и сейчас, все выглядит очень правдоподобным.