Анна Болейн. Страсть короля - Элисон Уэйр

Повисла напряженная пауза.

– Лучше бы он остался в живых! – выпалил Генрих и удалился, гордо выпрямив спину.

Анна предоставила Генриха самому себе. Она решила выждать время, пока тот освоится с новостью. Но король сам явился к ней и сказал:

– Бог рассудит его.

При этом вид у него был такой, будто он проплакал не один час.

– Вы призвали бы его к земному суду, – напомнила Анна. – Он, должно быть, знал, что окажется в Тауэре.

– Был ли он изменником? – спросил сам себя король.

– Вы сами знаете, что был.

– Я знаю только то, что говорят о нем враги.

– У вас есть доказательства! В посланных им письмах.

– Но были ли его намерения предательскими? – Короля терзали сомнения.

– А какими еще они могли быть?

Тут Генрих посмотрел на Анну, глаза его увлажнились, потом лицо посуровело.

– Да, он был предателем, держался заодно с Римом. Можно сказать, Господь совершил свой суд.

Анна подумала, действительно ли Генрих сподобился бы казнить князя Церкви. Если бы вопрос стоял так, он, наверное, простил бы Уолси, как делал много раз прежде. Он любил кардинала.

Чего не скажешь о других придворных. Кардиналу страшно завидовали, им возмущались, так что его смерть обрадовала многих. Проводя время с Генрихом, Анна едва могла скрыть ликование – она испытывала чувство огромного облегчения: никогда больше Уолси не вернется и не спутает ее планы.

Отец и Джордж чувствовали себя триумфаторами.

– Счастливое избавление! – шипел дядя Норфолк.

Джордж и весельчак Фрэнсис Уэстон схватили Анну за руки и потащили в сторону кабинета устроителя пиров.

– У меня есть отличная идея для представления масок, – объяснил Джордж. – Фрэнсис меня поддерживает.

– Маски? Сейчас?

– Лучшего времени и быть не может. Я назову картину «Сошествие в ад кардинала Уолси».

Анна подумала, что-то скажет Генрих, но восторг двух приятелей был заразителен, к тому же они поддались общему настроению, преобладавшему в тот момент.

Поэтому Анна нарядилась особенно соблазнительной демоницей и присоединилась к остальным участникам празднования кончины Уолси, которые тыкали игравшего роль кардинала актера вилами, подталкивая его к геенне огненной, музыканты играли невпопад, а весь двор дружным хохотом выражал одобрение. И Генрих, что удивительно, не протестовал, но смеялся вместе со всеми, пряча за весельем свою печаль. А вот Кромвель отвернулся от всеобщего ликования. Анна это заметила.

С глубокой скорбью Анна выслушала новость о смерти от лихорадки Маргариты Австрийской. Только в прошлом году Маргарита искусно вела переговоры и добилась соглашения между Францией и Испанией, ставшего известным под названием Дамский мир, – сама она представляла интересы императора Карла, а мадам Луиза выступала со стороны короля Людовика.

– Это была великая женщина, – сказал Генрих.

– Она давала вдохновение, – подхватила Анна. – И доказала – как и Изабелла, – что женщина может управлять государством не менее успешно, чем любой мужчина.

То же самое рассчитывала сделать Анна.

Екатерина лежала тяжело больная в Ричмонде. Казалось, неприлично надеяться, что она вслед за Уолси сойдет в могилу и Великое дело в одночасье разрешится. Тем не менее Анна невольно рассчитывала на такой исход. Генрих, терпение которого в отношении Екатерины истощилось, выказывал к ней мало сочувствия и оставался с Анной в Хэмптон-Корте.

– Я не стану рисковать, еще подхвачу от нее инфекцию, – заявил он. – В Ричмонде чума.

Он довольствовался тем, что посылал Екатерине оскорбительные письма, убеждая ее уйти в монастырь. Хотя королева и была слаба, однако упорно отказывалась сделать это.

Скоро, Анна не сомневалась в этом, университеты выскажут свое мнение. И через несколько коротких месяцев – даже недель – она может стать королевой. Разумеется, раздадутся критические замечания: мол, ее род далеко не так древен и знатен, как род Екатерины или большинства других королев Англии, которые правили до нее. Недостаточно было принадлежать к потомкам древних королей через Говардов со стороны матери – главное значение имело, кто твой отец; и найдется немало людей, которые будут тыкать в нее пальцами и утверждать, что она слишком низкого происхождения и недостойна стать королевой. Однако в семье Анны из поколения в поколение передавалось предание, что Болейны – потомки норманнского лорда, обосновавшегося в Англии в XII веке.

Она обсудила этот вопрос с главой Геральдической палаты и поручила ему составить свое фамильное древо. К удовольствию Анны, герольд протянул ее родословную до великого лорда Евстахия, графа Булонского, который женился на представительнице английской королевской семьи и внучка которого вышла замуж за короля Стефана.

Генрих просмотрел масштабную таблицу, демонстрировавшую вереницу предков Болейнов, и нахмурился.

– Что за мошенник составил это? – спросил он, весьма огорчив Анну. – Это все выдумки. Сыновья Евстахия стали правителями Иерусалима. – Генрих хорошо знал свою королевскую родословную.

– Был еще другой сын, от которого происходит моя семья.

– Гмм, – промычал Генрих, слова Анны его не убедили. – Лучше не трубить об этом на всех углах.

– Но это правда! – возмутилась Анна.

– Я сказал – нет. Не хочу, чтобы вас подняли на смех. – И он остался непоколебим.

Так же недоволен был король и девизом, который Анна выбрала и приказала вышить на новых ливреях, заказанных для ее слуг: «Быть посему, и пусть негодуют негодующие». Это было послание всем тем, кто вздумает оспаривать ее право стать королевой.

Однако Генрих не выказал одобрения:

– Вы действительно хотите стать предметом насмешек, Анна? Вам, как никому другому, должно быть известно, что девиз императора: «Негодуйте негодующие, да здравствует Бургундия». Вы ведь жили при дворе его тетки. Люди уже отпускают шутки. Я видел, как вчера Шапуи усмехался, глядя на одну из этих эмблем.

У Анны запылали щеки. Она забыла девиз, знакомый еще с того времени, когда жила в Бургундии, но теперь обмерла и мигом распорядилась, чтобы эмблемы, вызывающие ненужные ассоциации, спороли.

Екатерина не умерла. Пути Господни неисповедимы, королева выздоровела и на Рождество приехала в Гринвич к Генриху вместе с принцессой Марией. Анна снова была вынуждена праздновать – если такое слово здесь уместно – эти дни в Хивере. Еще год прошел впустую! Но он будет последним. Генрих заверил ее, что в следующем году они непременно поженятся.

Испанка леди Уиллоуби смотрела на Анну свысока, задрав свой аристократический нос. Из всех придворных дам Екатерины эта демонстрировала наибольшее неуважение. Женщина прямая и откровенная, леди Уиллоуби не делала секрета из своего отношения к разводу короля. Поэтому, когда Анна встретилась с ней в галерее в день своего возвращения из Хивера в Гринвич, прием ей был оказан столь же холодный, как воздух за стенами дворца.