История упадка. Почему у Прибалтики не получилось - Александр Носович

Тем более что сами латыши внесли страшную лепту в дело настоящего Холокоста.

Латвия — это страна, где в годы Второй мировой войны в процентном отношении евреев погибло больше, чем где-либо в мире. К 1944 году из 80 тысяч евреев Латвии в живых осталось несколько сотен: 89 % латвийских евреев были уничтожены.

Истребление евреев проводилось при непосредственном участии латышских коллаборационистов. Помимо стихийных еврейских погромов действовала карательная команда Арайса, уничтожившая десятки тысяч евреев и, в частности, публично и демонстративно расстреливавшая детей в Рижском гетто, обслуживавшая «фабрику смерти» в Саласпилсе и другие концлагеря. Латышские полицейские батальоны и легион СС «прославились» карательными операциями на советской территории, например, операцией «Зимнее волшебство» в соседних областях России и Белоруссии, когда были сожжены сотни деревень и убиты тысячи мирных жителей. Ещё было участие в геноциде цыган, сожжение заживо польских офицеров… Только очень сильный духом народ может принять ответственность за такие преступления. Латыши предпочли объявить себя невинными жертвами.

Латвийская ССР (1944–1991)

Для Латвийской ССР (как, впрочем, и для всех советских республик) было характерно абсолютное доминирование местных национальных кадров. В списке фактических руководителей республики — Первых секретарей ЦК Компартии Латвии — исключительно латышские фамилии. Латыши составляли 65 % работников горкомов и райкомов КПЛ, 83 % министров и председателей госкомитетов, 80 % секретарей республиканского ЦК.

Этническим латышом был Борис Пуго — сын красного латышского стрелка, возглавлявший республиканский комсомол, республиканский КГБ, республиканский ЦК, а затем возглавивший Министерство внутренних дел СССР, вошедший в состав ГКЧП и покончивший с собой 22 августа 1991 года. Последний руководитель Советской Латвии Альфред Рубикс был одним из немногих Первых секретарей республиканских ЦК, кто до последнего боролся против выхода своей республики из СССР и за сохранение там социалистического строя, за что в 90-е годы сидел в тюрьме. Латышским стрелком и сотрудником ВЧК, участвовавшим в «красном терроре» в 1918 году, был Арвид Пельше, с особым рвением занимавшийся советизацией Латвии, а после руководства родной республикой входивший в состав брежневского Политбюро и известный всему Советскому Союзу (в том числе как персонаж анекдотов про «дорогого Леонида Ильича»).

То есть латыши не только сами управляли родной республикой, но и входили в союзную правящую элиту — вплоть до членства в Политбюро, коллективного и высшего субъекта власти в Советском Союзе.

Если доминирование в руководстве послесталинского СССР выходцев из Украины было связано с советской индустриализацией и приоритетом ВПК и связанных с ним отраслей тяжелой промышленности, то присутствие в политической элите латышей объяснялось только их истовой верой в коммунистическую идеологию, памятью об их роли в Октябрьской революции и абсолютной принципиальностью. Из всех республиканских компартий Коммунистическая партия Латвии была, возможно, наиболее идейной — её руководство было наиболее предано догматам марксизма-ленинизма. Интересное косвенное подтверждение тому — количество памятников Ленину. Если в Литве их было 26, а в Эстонии — 28, то в Латвийской ССР было 110 памятников Ленину.

В позднюю перестройку это стало называться советским консерватизмом — именно поэтому Михаил Горбачев, в 1990 году попытавшийся взять курс на «закручивание гаек», в числе прочих новых руководителей, основавших год спустя ГКЧП, поручил возглавить МВД Борису Пуго.

Беззаветная верность латышской партноменклатуры идеалам марксизма-ленинизма определяла и курс на форсированную советскую модернизацию родной республики.

Латвия при советской власти превратилась в страну высокотехнологичной и наукоемкой промышленности — один из центров инновационного развития Советского Союза, создававший новые, революционные технологии. Не только для СССР, но и для всего мира.

Например, в конструкторском бюро «Орбита» Рижского радиозавода был создан космический видеомагнитофон «Малахит», обеспечивавший в 1975 году первую в истории цветную телекартинку из космоса: стыковку космических кораблей в советско-американский орбитальный комплекс «Союз — Аполлон». Американцы к этому символическому событию изобрести оборудование для цветной телекиносъемки в космическом пространстве не успели. Уже упоминавшиеся в главе II другие примеры: радиоприемник «Спидола» и прочая продукция завода ВЭФ, полупроводники, микросхемы и многое другое.

В советские годы происходит масштабная индустриализация Латвии. Помимо довоенных фабрик и заводов (реконструированных и расширенных) было открыто более 200 предприятий и новых заводских цехов, был построен каскад ГРЭС на Даугаве, по сей день обеспечивающий Латвию электроэнергией. При этом всесоюзное стратегическое значение имела наиболее высокотехнологичная промышленность ЛатССР. Хотя, с другой стороны, всесоюзное значение имела и традиционная экономическая специализация Латвии — сельское хозяйство, продукция которого экспортировалась в другие советские республики. Для поддержки латвийского сельского хозяйства за счет союзного бюджета была произведена мелиорация сельскохозяйственных земель.

К началу 1980 годов производство промышленной продукции в Латвии выросло в 47 раз в сравнении с довоенным уровнем, а валовая продукция сельского хозяйства увеличилась в 1,5 раза. В результате, по оценке ИМЭМО РАН, в 1990 году Советская Латвия занимала 40-е место в мире по ВВП на душу населения. По данным последней статистики МВФ, современная Латвия по подушевому ВВП занимает 51 место в мире. В лаптях, но свободные!

Стремительные перемены в жизни страны встречали глухое недовольство консервативной части коренного населения, с раздражением смотревшего на новые заводы, электростанции, жилые кварталы с советскими новостройками, в которые с 60-х годов переехали сотни тысяч сельских жителей. Но самое большое раздражение вызывала трудовая эмиграция в Латвию из других советских республик. После войны и сталинских депортаций страна потеряла более трети населения, тогда как бурное экономическое развитие требовало много рабочих рук. Поэтому за несколько советских десятилетий в Латвию переехало более 700 тысяч русскоязычных иммигрантов. К 1989 году нелатышом был практически каждый второй житель Латвийской ССР — доля титульной нации снизилась до 52 % населения, доля национальных меньшинств выросла до 48 %.

Значительная часть коренного населения была уверена, что наводнение родины инородцами производится для того, чтобы уничтожить латышский народ и сделать Латвию русской. В их понимании массовая иммиграция русскоязычных была прямо связана с массовыми депортациями латышей в Сибирь в 40-х годах. Мол, цель у Советов в обоих случаях была одна и та же.

Эти антисоветские националистические настроения были очень широко распространены, хотя и находились в латышском обществе в «глубоком подполье».

Они породили латышскую русофобию, которую только усилила большая культурная дистанция между латышами и русскоязычными иммигрантами.