Книга утраченных имен - Кристин Хармел

что этого не произошло. Я закрыла книгу и прижала к груди. Меня затрясло от горя. Реми, любовь всей моей жизни, сошел в могилу, так и не узнав о моих чувствах к нему. Мне никогда этого не исправить и не искупить своей вины. Внезапно мне показалось, что вся моя жизнь после того момента ничего уже не значила.

– Миссис Абрамс? – голос Кюна отвлек меня от печальных размышлений, я повернулась к нему и обнаружила, что он смотрит на меня с тревогой. – Вы хорошо себя чувствуете? Может, принести вам воды?

Я вытерла слезы, которые сейчас не имела права проливать.

– Да, простите. Со мной все в порядке. – Я помотала головой, пытаясь прогнать призраков, которые окружили меня. Сейчас 2005, а не 1944 год, и я должна ответить на вопросы этого славного человека. По крайней мере, на такое у меня еще хватало сил. – Так вот, насчет шифра.

Он с интересом наклонился ко мне.

– Да, но вам не стоит спешить. Вы все расскажете, когда будете готовы.

Я глубоко вздохнула:

– Отмеченные звездочками и точками буквы складываются в утраченные имена, имена детей, которые были слишком юными и могли не запомнить своих настоящих имен. Мы были вынуждены стереть их, чтобы у детей появился шанс на спасение. Я надеялась, что однажды, когда война закончится, я помогу им вспомнить, кем они были на самом деле. Но, по существу говоря, нас определяют не имена, которые мы носим, не религии, которые исповедуем, и не флаги той или иной страны, развевающиеся у нас над головами. Теперь я это понимаю. Наше сердце помогает нам определить, кем нам быть на этой земле.

Он с удивлением слушал меня не перебивая. Я рассказала ему о том, как стала подделывать документы, как встретила Реми и отца Клемана, как мы усердно работали, помогая людям вырваться из лап нацистов. И о том, что Реми предложил использовать последовательность Фибоначчи как шифр для имен детей, чтобы самые юные из жертв никогда не были забыты.

Я рассказала ему, как по окончании войны, через много лет после того, как я переехала в Америку, мой муж однажды сообщил мне об организации под названием «Яд Вашем». Она была основана в Иерусалиме и стала первым мемориалом жертвам Холокоста. Ее название переводится с иврита как «память и имя», и я сразу вспомнила об именах, утраченных вместе с книгой. И в последующие месяцы по ночам, пока Луис крепко спал рядом со мной, я мысленно повторяла про себя список тех, кого могла вспомнить. Их было больше сотни. Весной 1956 года я наконец-то связалась с представителями «Яд Вашем» и сообщила им настоящие и вымышленные имена, которые мне удалось извлечь из недр моей памяти. В организации мне пообещали, что постараются найти тех, кто детьми бежал в Швейцарию, и, возможно, некоторым из них удастся узнать об их прошлом.

– И они сдержали слово? – спросил Кюн. – Нашли тех детей?

Я вздохнула.

– Не знаю. Я отказалась назвать им свое имя или оставить свои контакты. Они хотели воздать мне должное за то, что я сделала, но мне этого не нужно. Никакая я не героиня. Я была самой обычной молодой женщиной, которая просто пыталась поступать по совести. И в конце концов я все испортила.

Кюн с минуту молча изучал меня, а затем заговорил тихим мягким тоном.

– Миссис Абрамс, одна очень мудрая женщина как-то сказала, что за все, что мы делаем, а также чего не делаем, мы отвечаем только перед собой. – Я слабо улыбнулась в ответ, а он улыбнулся мне. – Насколько я понял, почти всю войну вы пытались помогать невинным людям.

– Но я потеряла тех, кого любила больше всего на свете. – Я смолкла. А затем прибавила шепотом: – Мою мать казнили нацисты. Реми тоже погиб, герр Кюн. Какая разница, скольким людям я помогла, если не смогла выбрать правильное решение, когда речь шла о самых дорогих мне людях.

– Но ведь не вы причинили им зла, миссис Абрамс.

Тут я заплакала, заревела как старая дура, а мистер Кюн бросился утешать меня, прижал к своей груди, и я ощущала себя точно так же, как давным-давно, когда отец Клеман обнял меня и даровал мне прощение. Когда я наконец отстранилась и посмотрела ему в глаза, он не отвел взгляда.

– Хотите знать, что еще сказала мне та мудрая женщина? – спросил библиотекарь. – Она сказала, что наше сердце помогает нам определить, кем нам быть на этой земле. И я верю, миссис Абрамс, что вы выбрали для себя судьбу героини, пусть даже и не сознавая этого. – Он протянул мне книгу. – Она ваша. Можете забрать ее. Разумеется, после того, как будут оформлены все документы, но если не возражаете, я бы подержал ее у себя несколько дней, чтобы составить список имен. Возможно, мне удастся расшифровать имена тех, кого вы не смогли вспомнить за эти годы. Разве это не прекрасно, если нам удастся вернуть некоторым из тех детей их прошлое? Да и почему бы вам не остаться в городе и не помочь мне?

Я посмотрела на книгу, а потом – на Кюна:

– Мой сын, наверное, переживает. Я улетела, ничего ему не сказав.

– Так позвоните ему. Объясните, что у вас было незаконченное дело.

– Но… ему ничего не известно о том, кем я когда-то была.

– Может быть, пришло время рассказать ему? Видимо, в первую очередь вам нужно восстановить свое прошлое.

Я смотрела на книгу. В ней находилось самое важное для меня послание – мое письмо Реми – пусть оно и было отправлено слишком поздно. Но, наверное, такова история всей моей жизни – я всегда опаздывала, когда речь заходила о людях, которых я любила. Я не успела спасти отца из Дранси. Не успела вовремя вернуться в Ориньон, чтобы встретиться с матерью. Поэтому сейчас я не хотела опоздать, когда дело касалось моего сына.

Я обратилась к Кюну:

– Можно воспользоваться вашим телефоном?

Он улыбнулся мне:

– Я уж подумал, вы не попросите об этом, миссис Абрамс. Наберите два, чтобы соединиться с внешней линией, а затем: ноль-ноль-один для звонка в Америку.

Я взяла трубку, набрала код, который он мне сообщил, а затем – номер мобильного моего сына. Раздался один гудок, второй, а потом он ответил.

– Бен? – начала я.

– Мама? Где ты? Я тут схожу с ума!

– Не волнуйся за меня. – Мы с Кюном обменялись улыбками, и я закрыла глаза, пытаясь представить себе лицо Реми. – Бен, милый, думаю, настал момент, когда я должна рассказать тебе, кто я на самом деле.

Глава 32

Когда мы с Кюном расшифровали первые шесть дюжин имен из книги, уже наступила ночь. После телефонного разговора с изумленным Беном я сказала Кюну, что готова остаться. Ведь именно я стерла те имена много лет назад, и было справедливым,