Видео Унтерменшн - Александр Селин

– Пойдем отсюда, – предложил Роман.

– Пойдем…

Развернувшись, два друга побрели по узкой асфальтовой дорожке.

– Что это за дерьмо?

– Это не дерьмо, – вздохнул Роман, глядя на темно-фиолетовые бликующие облака. – Это жизнь. Это реальная жизнь, которая проходит мимо. Мы просто не вписываемся в нее, и оттого все происходящее кажется нам сумасшествием. А возможно, дело обстоит так, что сумасшедшими являемся мы.

– Пусть так.

– Пусть так, я согласен. Они не понятны нам. Мы не понятны им. Но их – большинство и поэтому они уверены в своей правоте. Когда нас с тобой начнут принимать за «голубых», потому как мы часто прогуливаемся вместе, вот тогда у нас появится шанс вписаться в это общество. Мы станем понятными для общества. А что касается нашего с тобой дела… Сегодня я окончательно убедился, что Михаилу Юрьевичу Леснеру никакие рамочки не нужны. В противном случае он вел бы себя иначе. Не устраивал бы развлечений в стиле императора Нерона… Рамочки ведут к власти. А она у него уже есть. Вернее, он так считает. Скорее всего, он не в курсе возможностей скуфети и не хочет быть в курсе. Ему нужны стволовые клетки или что-нибудь в этом роде, какое-нибудь средство, продлевающее жизнь. Сегодня вечером я увидел искренность, предельную искренность человека, который имеет возможность быть искренним, поскольку в материальном плане достиг всего. Такой человек может быть озабочен только одной проблемой – увеличением продолжительности собственной жизни. Не обладая формулой бессмертия, а ею не обладает никто, он интуитивно ищет ее под давлением страха. Вспомни Калигулу, Чингисхана, Иосифа Сталина… Военные победы, захваченные города, многочисленные гаремы, охота на архаров, котлеты из соловьиных язычков… Все это у них было. На каком-то этапе людей подобного склада начинает интересовать только одна проблема: как продлить свою земную плотскую жизнь, поскольку все они являются атеистами и не верят в бессмертие души. Вот отсюда и такие неожиданные решения – уничтожить побольше людей, а вдруг их жизненная сила перейдет к тебе? Съесть печень молодого здорового парня… Пососать мозговую косточку юной девушки… Имея возможность, все они проделывают это. Вне сомнения. А не получив результата, опять же движимые страхом, начинают крушить все подряд, устраивать праздники вроде сегодняшнего… У новозеландских аборигенов восемнадцатого века считалось, что, сожрав неприятеля в буквальном смысле, ты приобретешь его боевые и интеллектуальные способности. Но ведь ни один физиолог не доказал обратного! И, следовательно, остановить современных последователей этих дикарей могут только мораль, культура и закон. А где они? Их нет.

– Не согласен, – возразил долго молчавший Сергей. – Есть. То, что Михаил Юрьевич сегодня все-таки не сжег людей, – это результат его внутренней культуры.

– Хм, пожалуй… Я бы добавил: не только культуры, но и интеллекта. С самого начала акции он понимал, что этим себя не спасет. Вот почему мы с тобой преспокойно возвращаемся в свое бунгало, а они танцуют возле останков несчастного дворца… Как бы там ни было, нам пора забыть про Михаила Юрьевича и переключить все внимание на Александра Завеновича.

– Интересно, Апоков ищет рецепты продления жизни?

– Думаю, что нет. Раз ему нужна скуфеть, значит, нужна власть. Это у него на первом месте. А коль скоро долгожительство для него не является приоритетным вопросом, то, возможно, он верит в бессмертие души. Но, Сергей, даже если оно так и есть, это не делает его безопасным. Полагаю, что князь Владимир Красно Солнышко, принявший христианство, не стал бы жрать печень или сердце мастера Звяги, чтобы возобладать столярным умением, как это сделал бы Сталин. А вот убить мастера как творца атрибута его власти… то, пожалуй бы, убил. Владимировская скуфеть если и должна оставаться, то в единственном экземпляре…

– Злато! Злато! – кричали воины и при этом дружно стучали по столу кулаками. Деревянные блюда с яствами и горшки с медами подскакивали в такт ударам. Красное вино выплескивалось из глиняных кувшинов, заливая расписные полотенца. Дубовый стол трещал под тяжестью полусотни дюжих кулаков.

– Хорошо! Будь по-вашему. Злато! – произнес князь, поднимаясь из-за стола. – Эй, челядь! Несите сюда золотые кубки для героев. Мои воины хотят из золота пить.

Княжеская прислуга, подхватив ключи, выбежала из трапезной и вернулась с множеством золотых кубков. В спешке наливалось из кувшинов белое панонское и красное греческое вино.

– За здоровье князя! – гремело над столом. И мигом осушались до краев наполненные золотые кубки, а деревянные и медные летели прочь.

Князь Владимир не без сожаления смотрел на все это безудержное веселье и кусал губы. «В который раз уже золотые кубки требуют. А после пира и половины не досчитаюсь. Эх, не боятся Христовой заповеди мои дружинники. Воруют. Знают, что потом покаяться можно, отмолить… Когда скуфеть была приторочена у меня к поясу, такие штучки не проходили. Жаль, что сейчас ею нельзя воспользоваться. Вон, два посла из Царьграда на другом конце стола… Глядят в оба. Неспроста посланы. Все потом архимандритам расскажут. Ладно, Христос с ними со всеми… Золото еще как-нибудь на войне добуду. Главное сейчас – дружину сохранить».

– Эй, Бокан! А ну, весели дорогих гостей!

Княжеский скоморох, который сидел в готовности, прижавшись к красному сапогу, вдруг лихо вскочил, взобрался на стол и, уворачиваясь так, чтобы не зацепить ни горшков, ни кувшинов, пошел вприсядку под хохот дружинников и заморских гостей.

– Молодец, Бокан! Жги, лупоглазый!

– А слыхали новость, гости дорогие, – как будто вспомнил князь, – мой шут жениться собрался!

На какое-то мгновение сидящие за столом притихли, ибо каждый сызмальства знал, что ни шутам, ни лицедеям жениться под смертной угрозой не положено. Но потом как бы спохватились. Ведь с приходом новой веры и справедливых законов Владимира не толпа, а православная церковь решала, что считать противным, а что – богоугодным шутовством. И возникшее поначалу молчание сменилось всплесками смеха, который затем перерос во всеобщий хохот.

– А ну, покажи суженую, Бокан! – кричали развеселившиеся участники застолья. – Приведи ее сюда!

Маленькая черноволосая служанка, что незаметно сидела, прижавшись ко второму сапогу князя, выскочила, ухватила руку своего возлюбленного и также оказалась на столе.

– Вот она, моя любоу `олубка! – представил ее Бокан.

– Ты когда говорить-то научишься? – усмехнулся князь. – А впрочем, бог с вами. Для того, чтобы детей плодить, вовсе не обязательно вещать, как греческий Цицерон. Здесь важна «любоу». Так уж и быть, благословляю!

Ай да Владимир! Ай да устроил представление! Невиданное дело на Руси! На столе баба танцует!

Пока Бокан на пару с невестой в лицах разыгрывали сценки из православного бытия, где, к немалому потрясению дружинников, жена охаживала веником да отчитывала мужа-подкаблучника, Владимир с тоской смотрел то на узкие окна княжеской трапезной, то на заморские подсвечники, украшающие белые стены. Вполглаза следил за лицедейством и всем, что творилось вокруг стола, вполуха выслушивал доклады преданных слуг, которые то и дело шныряли потихоньку, так, чтобы не отвлекать присутствующих. Главные же его мысли были о другом… Он всецело был поглощен двумя задачами, которые по важности для него превосходили все прочие государственные… Первая – разобраться раз и навсегда с Соловьем-разбойником, да так, чтобы тот и потомства не сумел оставить, вторая – найти мастера Звягу.