Видео Унтерменшн - Александр Селин

То, что скуфеть должна быть уничтожена еще при его жизни, Владимир теперь хорошо понимал. Видения из будущего над Селигеровом озером очень его удручали. Тот белесый дядька, что будет жить через тысячу лет и который назовет себя «Дважды Владимиром», как выясняется, тоже возобладает скуфетью. Так что же получается, Владимир Красно Солнышко окажется не в силах повлиять на ход истории, и богопротивная рамка все-таки проскользнет в будущее в насмешку над христианской религией, которую он утверждал на Руси с таким трудом? И благодаря кому проскользнет? Уж не Звяге ли? Князя Олега, прозванного Вещим, погубил его же конь, как ему и предсказывали… Услышав эту историю еще в отроческие годы, Владимир долгое время пребывал в уверенности, что от судьбы никуда не уйдешь. Но теперь ему захотелось воспротивиться судьбе, полагаясь на свой жизненный опыт и мудрость. Отбросить в сторону безволие, свойственное русским людям. Самому решать, а не ждать, пока небеса за тебя решат. Сначала хорошенько подумать, а затем решать. Вещий Олег сам виноват! Не надо было наступать на конский череп! Так и ему, Владимиру Красно Солнышко, не стоит поддаваться приступам малодушия, а сегодня же ночью отправить в лучший мир мастера Звягу. А завтра же днем собрать людей, позвать цареградских послов и сжечь скуфеть. Кто как не князь должен взять в свои руки будущее! Не малодушничать, как Вещий Олег! Не смотреть на звезды, не слушать волхвов, а решать! Человек сам творец собственного счастья с Божьей помощью. Счастья своего и счастья своих потомков. «Ради вас, праправнуки мои, и сына моего Позвизда, ради Тебя, Спаситель, я поступаю именно так, а не иначе. Не останется завтра ни Звяги, ни скуфети. И произойти все должно в такой очередности: сначала Звяга, а потом скуфеть. Решено».

Убрав рамочку обратно в сундук и заперев чулан, Владимир поднимался по ступенькам крутой подземной лестницы, думая теперь только о том, как бы безболезненно умертвить мастера Звягу. Мастера, который вызывал у него большое уважение. Отравить? Вскрыть вены? Не должен же такой славный человек умирать в муках. Общепринято, что легким способом расставания с белым светом считается обезглавливание. Раз – и все. Но такое окончание годится только для мятежников, потому как сам ритуал напоминает скотобойню, отчего и совершается прилюдно. Неуважительный ритуал. Цареградцы говорили, что если вскрыть вены, да в теплой воде, то обреченный вроде бы совсем не мучается, а как бы потихоньку засыпает. А если еще рядом гусляров приставить, чтобы музыка убаюкивала и ласкала слух… Хорошая мысль. Тихо и благородно. Время позднее. Может быть, уже отдать распоряжение нагревать котел с родниковой водой, приготовить травы и пряности, а Звяге сказать, что неплохо было бы помыться после дальней дороги? И не в обычной бане, чем и простого холопа не удивишь, а как римскому цезарю, как дорогому гостю…

– Горим, князь! Горим!

Только сейчас Владимир, прервавший размышления, почувствовал едкий запах дыма, который пошел уже вниз, и отчетливо услышал людской топот.

– Горим, князь! Беда! Соловей-разбойник с четырех сторон терем поджег!

Взбежав по лестнице и выбравшись на простор через потайной выход, Владимир увидел, что весь его терем со всех сторон объят пламенем. Сухие деревянные настилы и резные пристройки, окружавшие все белокаменное здание, уже догорали, а сама известковая основа, потемнев, трескалась и, казалось, только добавляла жару беснующемуся огню, который быстро поднимался к самой крыше, касаясь причудливо расписанных остроконечных наблюдательных башен. Вот уже занялась и крыша, опрометчиво сложенная из березовых досок, в мгновение образовав огромный факел, осветивший ночное небо. Высокое безоблачное небо с крупными звездами, какие всегда бывают над Киевом. Звезды, что по ночам придают городу сказочность и великорусскую красоту.

Будучи не в состоянии протиснуться через узкие окна трапезной, дружинники выломали единственную дверь и с большим трудом, выталкивая друг друга, выбирались наружу. Некоторые, схватив ушаты, бесполезно побежали к колодцу, чтобы принести воды и что-нибудь да как-нибудь затушить. Кто-то затаптывал в траве загоревшуюся накидку, шапку или соболий воротник, кто-то тащил за шиворот кашляющих от дыма цареградских послов и прочих заморских гостей.

В это время где-то вдали послышалось конское ржание, свист и дикий, до боли знакомый зловещий хохот с выкриками: «Так вам и надо, гниды!» Эх, жаль, кажется, нет ни у кого под рукой хорошего рогового лука, только одни мечи на поясах! А как славно было бы запустить стрелу в спину уходящему злодею, мерзопакостному Соловью-разбойнику, силуэт которого пока еще не растаял во тьме.

– Охрана! Есть лук у кого-нибудь?

– Сейчас принесут!

– Тьфу!

Несколько воинов, отвязав коней, устремились в дальнюю темноту, в сторону леса в надежде догнать разбойника. Но Владимир, осознавая бессмысленность этой затеи, только в отчаянии махнул рукой. Никому в лесу, да еще и ночью, не удавалось отловить Соловушку, который лучше всех знал каждый овражек в окрестных дебрях, каждый кустик, каждую осину и каждое дупло. Отпускал наученного коня для отвода глаз, а сам прятался и бил в спину. Тут не обойтись без тактических хитростей вроде того ложного обоза, что однажды подсказали цареградцы. А так хоть лес вырубай, пристанище лиходея. Русский витязь, он только в чистом поле хорош, в честном ратном бою, лицом к лицу и при ясной солнечной погоде. Без крюков, без арканов, без подножек и прочих хитростей, которые беспрестанно изобретают враги. Он готовится к бою, честно предупреждая, где, когда, чем и во имя чего произойдет поединок. Если у него булава, а у противника нет булавы, то он великодушно отбросит в сторону булаву. Если идет числом, то всегда требует, чтобы у врага было точно такое же число. А если враг голоден, то сначала от доброты сердечной накормит, напоит врага, попарит в баньке, и только потом будет насмерть биться.

Владимир осмотрелся. Обошел всех бедолаг, живых и полуживых, что собрались неподалеку от разгоревшегося терема. Пламя давало обширный свет, так что, несмотря на позднее время, на полверсты вокруг все было видно как днем. Звяги, который мог бы выдавать себя белой холщовой рубахой, нигде не было видно. Он подошел к Путяте, который вылезал из трапезной одним из последних, так и не выпустив из руки баранью ногу.

– Где Звяга?!

– Не знаю, князь. Дымно было, – произнес Путята. – Суматоха. Выталкивали всех, кого могли. А те, кто не вышел… Уж не обессудь… Дверей побольше надо было в тереме навырубать на случай пожара. Или окна делать пошире…

– А ты мне не указывай.

В этот момент рухнула крыша, не оставляя надежды еще кого-нибудь спасти. «Эх, жаль терема, – тяжко подумал князь. – И Звягу из виду упустил. Лучше бы, конечно, воочию убедиться в его кончине. А теперь по золе да по останкам не разберешь… Но по всему видать, что он так и остался в трапезной. Бедный мастер. Не приготовил я для тебя бани».

– Видишь, как часто бывает, Путята, – произнес Владимир вслух, и голос его, кажется, дрогнул, – в первую очередь гибнут лучшие из людей, самые искусные, добрые и неподкупные. Соловей-разбойник живет, доносчики живут, дьяконы-пьяницы живут, тупицы здравствуют… Таких у меня половина дружины… А лучший на Руси мастер сгорел. Изделия мастерил, часовни собирал… А кто теперь для него построит часовню? Ни богатыри, ни попы, ни летописцы… Такие, как он, лучшие люди на Земле. Эх, не был бы князем, то пожелал бы и себе правильно и благородно пройти жизненный путь. Мастерить рубаночком, снимать стружечку, убирать заусенцы, раскрашивать… Ты думаешь, мне по душе все эти княжеские хоромы, все эти трапезные? Да для меня дворец – что тюрьма с венецианскими подсвечниками. Была б моя воля, пошел бы по деревням с котомкой – резать по дереву и строить часовни…