Бабочки Креза. Камень богини любви - Елена Арсеньева

Ах вот оно что… Теперь понятно, какую такую тайну и какую свинью дамы имели в виду!

Мужчины переглянулись озадаченно, а Алёна вспомнила, как Дракончег сказал, будто в «Визарде» хреновый мужской стриптиз. А здесь, интересно?

Обычно мужчины проявляют куда больше фантазии, чем женщины, когда встают на тяжкий путь стриптизерства. Во времена оны Алёна знавала одного, который являлся в образе викинга, и другого, эксплуатировавшего образ пионера-ленинца[12].

Это было весьма завлекательно. Таковыми оказались и более близкие знакомства с этими молодыми людьми. А интересно, каким полетом фантазии блеснет здешний удалец-молодец? В каком образе предстанет? «Чем ныне явится? Мельмотом, космополитом, патриотом, Гарольдом, квакером, ханжой — иль маской щегольнет иной?» — подумала Алёна, отдав дань Пушкину (у которого, не сомневайтесь, господа, можно найти цитату на все случаи жизни, даже, как видите, на случай мужского стриптиза), и направилась в туалет, чтобы потом, когда начнется сеанс, не отвлекаться на насущные потребности.

Однако не она одна оказалась столь умной, и пришлось минут десять подождать, пока иссякнет очередь веселых подвыпивших дамочек, с возбуждением обсуждавших предстоящий стриптиз, словно голого мужика в жизни не видели. В результате Алёна на начало действа опоздала — вышла из туалета, когда в центре зала уже стоял некто в черном просторном плаще с капюшоном, смиренно склонив голову.

«Монаха будет изображать, что ли? — хихикнула наша героиня. — И бичевать себя власяницею по выступающим частям тела, коими вершится плотский грех?»

Возвращаться на свое место было уже поздно, ну что же, отсюда тоже хорошо видно. Правда, два каких-то необычайно толстых мужика, на ходу застегивая ширинки (ну а как иначе, это ж национальная русская черта!), вышли из мужского туалета и встали как раз перед Алёной, ну и ладно, если смотреть между ними, ничего не укроется от глаз.

— Золотой бой! — раздался усиленный микрофоном голос ведущего. — Встречайте!

Раздались аплодисменты. Заиграла музыка. Это был Рихард Штраус — «Что говорил Заратустра», бессмертная мелодия, известная чуть ли не всем телезрителям благодаря не менее бессмертному «Клубу знатоков». Под ее невообразимые звуки Золотой бой сбросил свой монашеский плащ и остался в золотом комбинезоне, облегающем его с головы до ног так плотно, как хорошая тонкая перчатка облегает руку, а чулок — ногу. Ткань подчеркивала все выпуклости и вогнутости его тела — великолепного, хотя и чрезмерно атлетичного, пожалуй. Скажем, у него были слишком мощные ноги, по мнению Алёны.

«Ну и что? — тут же сказала она себе. — У Дракончега тоже очень мощные ноги, но это его совершенно не портит!»

Алёна вообще обладала высокоразвитым чувством справедливости.

Музыка изменилась, и Алёна еле сдержалась от смеха, потому что теперь это был бессмертный хит «Виа Гры» «Поцелуи». Ну да, это самое — «Чем выше любовь, тем ниже поцелуи». Между прочим, очень пламенная песенка. И, чувствовалось, она не хило так зажигала и Золотого боя, и публику, потому что, когда он начал вдруг высвобождаться из своей золотой кожи, проделывая сложнейшие акробатические трюки и все больше обнажая могучее тело, в зале раздался восторженный женский визг.

Без золотой оболочки парень оказался еще сильнее и привлекательней.

«На Дракончега похож, — мечтательно подумала Алёна. — И тоже достоинства — дай боже…»

Золотой бой между тем остался только в золотом бандаже, который прикрывал что-то ну о-о-очень внушительное, и двинулся на поиски жертвы. А как же, все стриптизеры ведь непременно должны выдернуть в круг какую-нибудь красотулечку и поделать с ней всякие возбуждающие движения, на зависть ее подругам и на ярость мужу, буде он случится.

Однако Золотому бою не везло — ни одна девушка не отвечала на его призывы.

«Может, решиться и составить ему компанию? — подумала Алёна. — Ну до чего же он на Дракончега похож, что-то удивительное! Приятно будет с таким поиграть!»

Она только собралась раздвинуть в стороны загораживающих ее мужиков и выйти на простор речной волны, сиречь танцпола, как вдруг к Золотому бою подскочила… Зоя!

Маленькая, удивительно пропорциональная, кругленькая, словно наливная вишенка, с прекрасными, яркими, карими глазами и улыбчивым, зовущим ртом, с роскошным бюстом и красивыми ножками, смелая, раскованная, восхитительно артистичная — отличная партнерша для высоченного и сильного Золотого боя.

Ух ты, как он обрадовался! И что он только не вытворял с храброй и отважной красоткой! Народ просто ревел от восторга. Все, кто сидел в дальних концах зала, выбежали из-за столиков, чтобы лучше видеть, и сгрудились вплотную к танцполу. На каждом женском лице восхищение красавцем Золотым боем мешалось с завистью к Зое, которая непрестанно пребывала в его объятиях, ну а на каждом мужском лице восхищение Зоей мешалось с откровенной радостью оттого, что это не его жена там мелькает стройными ножками, туго обтянутыми колготками, не ей задирают юбку, выставляя напоказ беленькие кружевные трусики и не с ее плеч спускают платье, чуть ли не обнажая грудь, на которой черно-зелеными искрами мерцает необычайно красивый кулон.

Но Алёна не видела ни кулона, ни Зои. Она не сводила глаз с Золотого боя, и одна мысль не давала ей покоя: почему он так необыкновенно похож на Дракончега?!

Та же фигура, то же тело — уж это тело она знала если не как свое собственное, то почти не хуже. Чуть золотистая, гладкая кожа без единой родинки, эти руки с длинными пальцами аккордеониста, эта ноги, эта форма головы… Да как может один человек до такой степени походить на другого? Фантастика, просто фантастика!

Она понимала, что Дракончег никак не мог здесь оказаться, что это полный бред, но все же еле удерживалась от того, чтобы не ринуться на танцпол и не сорвать с него маску. И впервые в жизни смотрела на Зою зло, ревниво, неприязненно, если не сказать больше…

Наконец вакханалия окончилась. Все ужасно веселились, и только на двух лицах улыбки казались приклеенными: на лице Валеры, Зоиного мужа, и на лице Алёны. Причем оба изо всех сил старались показать, что они в таком же восхищении, как прочая публика.

Снова начала буйствовать дискотека восьмидесятых, все вышли в круг и начали переминаться с ноги на ногу, потряхивая разными частями тела — в зависимости от их подвижности. Валера с унылым видом качался в сторонке и вдруг подскочил к высоченной — метра полтора в высоту, ну разве что чуть меньше! — винной бочке, стоявшей торчком, и залез на нее. И принялся танцевать там — одинокий, с озлобленным выражением, со скорбно сжатыми губами.

— Валерик, ты что? — хохотала Зоя. — Ты там зачем?!

Алёна, к примеру, очень хорошо понимала, что с Валериком и зачем он там. Его обида и ревность, которым он — как человек цивилизованный! — не мог дать выхода, несмотря ни на какие свои неоспоримые права, требовали уединения и возвышения над хохочущей толпой и над женой, которая… которая… которая!!! Короче, все ясно. Пусть это немножко похоже на то, как если бы ревнивый, покинутый дикарь взобрался на пальму, чтобы поведать джунглям свою печаль-тоску, но Алёна понимала его. Потому что сама чувствовала нечто подобное.