Огонь и сера - Дуглас Престон

– Чрезвычайно признателен. – Пендергаст встал и пожал полковнику руку.

Карабинер подался вперед:

– Quann' ce diavulo t'accarezza, vo'll'anema.

Уже снаружи, на солнце Пендергаст попросил д'Агосту:

– Чувствую, мне снова не обойтись без перевода.

– Старая неаполитанская пословица, – ухмыльнулся д'Агоста. – «Ласки дьявола выдержит только сильное сердце».

– Верно подмечено, – вздохнул Пендергаст. – Какой чудесный день! Может, осмотрим достопримечательности?

– Что вы задумали?

– Я слышал, Кремона восхитительна в это время года.

Д'Агоста с Пендергастом вышли на широкую площадь перед железнодорожной станцией Кремоны. Близился полдень, пригревало солнце, и ветер шевелил листья деревьев. Пендергаст направился в лабиринт узких улочек, из которого старый город вырастал, будто праздничный букет средневековых краснокирпичных зданий. Фэбээровец быстро шагал по проспекту Гарибальди, и полы черного пиджака трепетали на ветру, словно крылья.

Покорно вздохнув, д'Агоста поспешил следом. Пендергаст даже не думал сверяться с путеводителем. В поезде он почти всю дорогу рассказывал о мраморных каменоломнях в Карраре: мол, по воле судьбы вышло так, что крупнейшее в мире месторождение белого мрамора находится всего в нескольких десятках миль вниз по реке от родины Ренессанса; флорентийские скульпторы могли выбирать не только между зеленым и черным цветами материала для творчества. Однако стоило д'Агосте заикнуться, почему Пендергаст выбрал именно достопримечательности Кремоны, напарник ловко ушел от ответа.

– Ну а дальше-то что? – пробурчал д'Агоста чуть грубее, чем собирался.

– Выпьем кофе. – Пендергаст подошел к стойке уличного кафе. – Due caffe, per favore.

– С каких пор вы полюбили кофе? Я думал, вы поклонник зеленого чая.

– Обычно – да. Но Рим или Кремона – случай особый...

Подали кофе – в обычных маленьких чашечках для эспрессо. Пендергаст взболтал свою порцию и махом выпил на итальянский манер. Д'Агоста же смаковал напиток, стараясь поймать взгляд напарника.

– Дорогой Винсент, не сочтите, что я навеваю мистический флер. Просто иногда полицейская работа не терпит обсуждения версий. Они могут начать жить собственной жизнью; ты словно надеваешь розовые очки и видишь правду там, где в реальности – ложь. Вот потому-то я не решаюсь обсуждать версии заранее, особенно с теми, чье мнение я глубоко уважаю, например, с вами. Сначала я хочу добыть факты. Видите, я даже не спрашиваю, есть ли версии у вас.

– Так у меня их и нет.

– О, к вечеру их у вас будет хоть отбавляй! – Пендергаст положил на стойку монетку в два евро. – Первая остановка – палаццо Коммунале, блестящий образчик средневековой архитектуры. Там есть замечательные мраморные каминные полки работы Педони.

– Н-да, увидеть полки Педони – и умереть.

Пендергаст улыбнулся.

Через десять минут они вышли на центральную площадь, над которой возвышалась башня огромного собора.

Пендергаст указал на строение:

– Говорят, это высочайшая средневековая башня в Италии. Ее возвели в тринадцатом веке, а высотой она равна тридцатитрехэтажному небоскребу.

– С ума сойти.

– А вот и палаццо Комунале. – Напарники вошли в большой кирпичный дворец без украшений, поднялись по лестнице и попали в пустую маленькую комнату. Яркий, как на киноплощадке, свет давала венецианская люстра невероятных размеров. Прямо под ней покоился стеклянный ящик, у которого дежурил вооруженный охранник.

Под стеклом д'Агоста увидел шесть скрипок.

– Ага, – произнес Пендергаст. – Вот и Салетта-деи-Виолини.

– Скрипки?

– Перед нами история скрипки. А заодно и история музыки в миниатюре.

– Вон оно что, – произнес д'Агоста, и в его голос закралась нотка сарказма. Пендергаст просто не в состоянии сразу перейти к сути дела.

– Первая изготовлена Андреа Амати в тысяча пятьсот шестьдесят шестом году. Кстати, скрипка, на которой играет Констанс, тоже работы Амати, только много хуже по качеству. Те две, что рядом, сделаны сыновьями мастера, а вон та – его внуком. Следующая создана Джузеппе Гварнери в тысяча шестьсот восемьдесят девятом году. – Пендергаст сделал паузу. – А вон та, последняя, изготовлена Антонио Страдивари в тысяча семьсот пятнадцатом году.

– Я про него фильм видел.

– Страдивари – знаменитейший мастер. Он изобрел современную скрипку и за всю жизнь сделал одиннадцать сотен инструментов, из которых уцелело чуть более полутысячи. И хоть шедеврами считаются все скрипки мастера, был период, когда он создавал инструменты исключительные по своему звучанию. Этот период называют золотым.

– Ясно.

– Имя Страдивари окутано тайной. По сей день никто не разгадал секрет его совершенной скрипки. Свои методы и формулы маэстро хранил в уме и никогда не записывал. Бесценные секреты ремесла он передал сыновьям, которым оставил и мастерскую, но когда они умерли, тайна ушла вместе с ними в могилу. С тех пор скрипки Страдивари многократно пытались скопировать, находились ученые, стремившиеся воссоздать тайные формулы... Увы, они так и остались загадкой.

– А скрипки, наверное, стоят кучу бабок.

– Не так давно хорошую скрипку Страдивари можно было купить за пятьдесят – сто тысяч долларов. Однако переобогащение разрушило скрипичный рынок, и теперь за Страдивари высочайшего качества придется выложить десять миллионов, а то и больше.

– Ни хрена себе!

– Лучшие из инструментов Страдивари вообще бесценны, особенно те, что он изготовил в золотой период, на пике мастерства. Нам под силу отправить экспедицию на Марс, построить машину, которая производит триллион вычислений в секунду, мы умеем расщеплять атом, но до сих пор не создали скрипки лучше той, что смастерил человек на обыкновенном верстаке три века назад!

– Ну, Страдивари же был итальянец.

Пендергаст тихонько рассмеялся.

– Есть одна забавная деталь. Чтобы скрипка Страдивари не утратила звучания, на ней надо играть. Лежа в ящике, инструмент умрет.

– А что с этими?

– По меньшей мере раз в неделю их вынимают, чтобы поиграть. Кремона по-прежнему центр скрипичного ремесла, и мастеров, готовых играть, здесь хватает.

Лабиринтом коридоров и лестниц напарники выбрались в боковой переулок позади дворца и на минуту задержались, пока Пендергаст скрупулезно проверял проходы между окрестными зданиями. Затем фэбээровец очень быстро повел д'Агосту улицами, искривленными, как никакие другие. Полдень выдался солнечный, но кирпичные и каменные дома теснились так плотно, что во многих местах было совсем темно. Пендергаст то и дело заглядывал в дверные проемы или промежутки между домами.