Будет кровь - Стивен Кинг

– Шевелись, подружка, – говорит он. – Двигай ножками.

Спотыкаясь, Барбара выходит из лифта. Глаза у нее огромные, пустые, мокрые от слез. Прекрасная темная кожа приобрела оттенок пепла. Из уголка рта бежит слюна. Она словно в коме, и Холли знает почему: видела трансформацию Ондовски.

Эта объятая ужасом девочка – ее ответственность, но думать об этом Холли сейчас не может. Она должна сосредоточиться на происходящем, должна надеяться… хотя, кажется, надеяться уже не на что.

Двери лифта закрываются. С вычеркнутым из уравнения револьвером Билла любой шанс, который может выпасть Холли, зависит только от того, что сейчас произойдет. Поначалу ничего не происходит, и сердце Холли наливается свинцом. А потом, вместо того чтобы остаться на месте, как запрограммированы делать лифты компании «Эребета» до следующего вызова, кабина идет вниз. Слава богу, Холли слышит, как кабина идет вниз.

– А вот и моя маленькая подружка, – говорит Джордж, убийца школьников. – Она не очень хорошо себя вела. Как я понимаю, обдулась и наложила в штаны. Подойдите ближе, Холли. Понюхайте сами.

Холли стоит в дверях офиса.

– Вот что мне любопытно, – говорит она. – Вы принесли деньги?

Джордж улыбается. Эти зубы гораздо меньше подходят для демонстрации с телеэкрана, чем зубы его альтер-эго.

– Если честно, то нет. Картонная коробка осталась за мусорным контейнером, где я спрятался, увидев эту девицу и ее брата, но в ней только каталоги. Вы знаете, из тех, что рассылаются «всем жильцам».

– Значит, платить мне вы не собирались, – говорит Холли. Делает десяток шагов, теперь их разделяет ярдов пятнадцать. Будь это американский футбол, она бы уже находилась в красной зоне. – Так?

– Как и вы не собирались отдать мне флешку и позволить уйти. Я не читаю мысли, но достаточно давно научился читать язык тела. И лица. Ваше – открытая книга, хотя, я уверен, вы убеждены в обратном. А теперь вытащите блузку из штанов и поднимите. Не до конца, эти прыщики на вашей груди меня не интересуют. Просто хочу точно знать, что вы не вооружены.

Холли вытаскивает блузку и делает полный оборот.

– Теперь подтяните штанины.

Холли подчиняется.

– Что ж, оружия нет, – говорит Джордж. – Хорошо. – Он склоняет голову набок, смотрит на нее, как художественный критик – на картину. – Боже, какая уродина.

Холли не отвечает.

– Тебя за всю жизнь хоть раз приглашали на свидание?

Холли не отвечает.

– Маленькая, никому не нужная страхолюдина. Не старше тридцати пяти, но уже седая. И не пытаешься это скрыть. Если это не вывешенный белый флаг, то не знаю, как и назвать. Ты посылаешь открытку своему дилдо в День святого Валентина?

Холли не отвечает.

– Полагаю, ты компенсируешь свою внешность и неуверенность в себе чувством… – Он прерывается и смотрит на Барбару. – Господи Иисусе, ну ты и тяжелая. Да еще воняешь!

Он отпускает руку Барбары, и та падает на пол перед дверью женского туалета, раскинув руки, оттопырив зад и ударившись лбом о плитку. Словно мусульманка перед молитвой. Она плачет тихо, но Холли ее слышит. Еще как слышит.

Лицо Джорджа меняется. Нет, он не превращается в Чета Ондовски, но звериный оскал показывает Холли, какое существо скрывается за человеческой внешностью. У Ондовски свиное лицо, у Джорджа – лисье, а это – морда шакала. Или гиены. Или серой птицы Джерома. Он пинает обтянутый синими джинсами зад Барбары. Та вскрикивает от боли и удивления.

– Иди внутрь! – кричит Джордж. – Иди внутрь, приведи себя в порядок и дай взрослым закончить свои дела!

Холли хочет пробежать эти пятнадцать ярдов, крича, чтобы он прекратил ее пинать, но ведь Джордж добивается именно этого. И если он действительно собирается отправить свою заложницу в туалет, возможно, это даст Холли тот самый необходимый шанс. По крайней мере расширит поле для маневра. Поэтому она не сдвигается с места.

– Пошла… внутрь! – Снова пинок. – Я займусь тобой после того, как разберусь с этой назойливой сукой. И моли Бога, чтобы она играла со мной честно.

Рыдая, Барбара головой открывает дверь женского туалета и заползает внутрь. Но лишь после того, как получает еще один пинок от Джорджа. Потом он смотрит на Холли. Звериный оскал исчезает. Улыбка возвращается. Холли догадывается, что этой улыбке полагается быть обаятельной. И она такой бы и была на лице Ондовски. Но не Джорджа.

– Что ж, Холли. Подружка в сортире, и теперь здесь только мы. Я могу подойти и вспороть тебе брюхо… – Он поднимает нож. – Или ты отдашь мне то, за чем я пришел, и я оставлю ее в покое. Я оставлю в покое вас обеих.

Как же, думает Холли, оставишь. Если ты получишь то, за чем пришел, живым не уйдет никто, включая Джерома. Если он уже не умер.

Она пытается вложить в голос сомнение и надежду:

– Не уверена, что могу вам верить.

– Можешь. Получив флешку, я уйду. Из твоей жизни и из мира питсбургского телевидения. Пора двигаться дальше. Я знал это еще до того, как этот парень… – рукой, в которой нет ножа, он медленно проводит перед лицом, словно опуская вуаль, – подложил бомбу. Я думаю, именно поэтому он ее и подложил. Так что да, Холли, ты можешь мне верить.

– Может, мне убежать в офис и захлопнуть дверь, – говорит она, надеясь, что ее лицо свидетельствует о том, что она действительно просчитывает этот вариант. – Позвонить девять-один-один.

– И оставить девушку моим нежным заботам? – Джордж указывает длинным ножом на дверь женского туалета и ухмыляется. – Я так не думаю. Видел, как ты на нее смотрела. А кроме того, я перехвачу тебя до того, как ты сделаешь три шага. Как я и сказал тебе в торговом центре, я быстрый. Хватит болтать. Отдай то, что мне нужно, и я уйду.

– У меня есть выбор?

– А как ты думаешь?

Она молчит, вздыхает, облизывает губы, наконец кивает:

– Ваша взяла. Только оставьте нас в живых.

– Само собой. – Как и в торговом центре, он отвечает слишком быстро. Слишком легко. Она ему не верит. Он это знает, и ему наплевать.

– Сейчас я достану мобильник из кармана брюк, – говорит Холли. – Мне нужно показать вам фотографию.

Он молчит, и она достает мобильник, очень медленно. Открывает фотографии, выбирает сделанную в лифте и показывает ему экран мобильника.

А теперь скажи мне, думает она. Я не хочу этого делать, так что скажи мне, ублюдок.

И он говорит:

– Не вижу. Подойди ближе.

Холли делает шаг, держа перед собой мобильник. Два шага. Три. Их разделяет двенадцать ярдов, потом десять. Он щурится, всматриваясь в экран. Восемь ярдов, и ты видишь, как я не хочу к тебе подходить?

– Ближе, Холли. В первые минуты после трансформации глаза немного меня подводят.