Гротески - Ганс Гейнц Эверс

Во время ужина к Петеру вернулась его прежняя уверенность. За секунды он вжился в свою новую роль и с самым непринужденным видом говорил «дорогой тесть» и «фрау мама». После ужина все расположились в гостиной, и Петер сел за рояль. Когда он отыграл с превеликим вдохновением «Лунную сонату», фрау Зондерланд, утирая слезы, подошла к нему и расцеловала как родного.

Консул, который на дух не переносил сантиментов, объявил, что должен выпить с Петером на брудершафт и велел подать шампанского. Радостный стук бокалов друг о друга воспроизводил чудесный звон, будто от колокольчиков в волшебных санках феечки. Теперь Петер должен был что-нибудь прочесть. Магда взяла тетрадь и выбрала лучшее из его стихотворений:

Мама, мама, счастье близко,

Грусть отступит и уйдет,

Поклонюсь тебе я низко,

Сердце восхвалю твое!

Нет на свете справедливей

И внимательней тебя,

Пусть бывал с тобой строптив я,

Стал тобой прощенным я!

Пусть головушка седая

На плече покой найдет,

И пусть рифма золотая

От печалей прочь несет!

Под атласный парус встанем,

Мама, это все не сон,

Улыбнись, ведь там, за краем,

Ждет чудесный Авалон!

Ветер нежен, волны низки,

Легок летних птиц полет.

Мама, мама, счастье близко,

Только счастье нас и ждет!

Он читал великолепно. На глазах у будущей тещи выступили слезы, Магда тоже не могла сдержаться. Еще бы чуть-чуть, и даже старый консул растрогался бы. Но он держался стойко.

– Ты замечательный парень, Петер, – сказал старик, пожимая ему руку. – Теперь нам нужно поскорее телеграфировать твоей матери, чтобы она узнала радостную весть.

– Я хочу написать депешу, – засуетилась фрау Зондерланд.

И она написала так много, что посыльному, пришедшему к ней, пришлось заплатить двадцать марок.

– Ваша матушка должна немедленно приехать, – сказала фрау Зондерланд. – Завтра поутру я еще напишу ей письмо. Она должна быть с нами, пока вы…

– Пока мы не поженимся! – воскликнула Магда. – А поженимся мы уже через два месяца, ура!

Она схватила свой бокал и разбила его об угол. Мать было посмотрела на нее испуганно, но Петер уже успел последовать примеру суженой, на что консул сказал:

– Что ж, матушка, нельзя же нам отставать. Битая посуда – к счастью!

И старики тоже разбили свои бокалы об угол.

Так закончился день помолвки Петера Монена. После Магда провела его к садовой калитке, где они еще попрощались, совсем недолго, всего три четверти часа, в ходе которых господин консул несколько раз пытался вмешаться, но безрезультатно. И только потом Петер наконец отправился домой. Разве это странно, что он был счастлив и потому желал осчастливить и всех вокруг своими последними талерами?

– Да ты самый удачливый парень в Германии! – воскликнул Петер, проснувшись следующим утром.

Он встал, умылся, оделся и начал рассматривать себя в зеркале.

– Да и собой недурен! – Он отвесил своему отражению низкий поклон.

Хозяйка постучала в дверь и внесла завтрак.

Петер встретил ее вопросом:

– Фрау Купферрот, угадайте, кто стоит перед вами?

– А кто же, как не вы?

– Да, я, но кто это – я? Вам все равно не отгадать, так что я вам скажу: здесь, перед вами, стоит важная персона – сам зять консула Зондерланда. Я помолвлен официально со вчерашнего вечера!

– Боже! Правда? Герр Монен, мои поздравления! Мои поздравления! Мои поз…

– Благодарю вас, фрау Купферрот! А теперь скажите-ка мне, сколько я вам задолжал за комнату?

– Хм… С первого числа уже четыре месяца! И если бы это было возможно…

– Четыре месяца с завтраком и еще некоторыми знаками вашей доброты… и теми небольшими суммами, которые вы одалживали мне, все вместе составляет около двухсот марок, не так ли?

– Да, так и есть. Но я могла бы подождать еще…

– Нет необходимости! А вам причитается пять сотен марок! И не придется говорить, что Петер Монен, которого вы поддерживали в дни его нужды, совершенно забыл о вас, когда к нему пришла удача! А ведь у вашей Фриды на Пасху конфирмация! Вам совершенно необходимо для церемонии красивое черное платье. Я все оплачу! Ваш сын ведь никак не может получить место клерка, так и работает по временному найму? Скажите ему, чтобы завтра рано утром зашел ко мне, я достану ему место в компании Зондерланда! Полтораста марок в месяц! Да, фрау Купферрот, разве у вас нет никаких пожеланий? Мне хотелось бы и вам доставить радость.

– Ох, я не знаю… надо подумать…

– Думайте, фрау! Подумайте хорошенько – и до встречи!

Она повернулась к двери.

– Хотя, фрау Купферрот, подождите еще немного. Одолжите мне пока еще несколько талеров. Я сейчас совсем на мели, а мне нужно посетить цирюльника, прежде чем идти к своей невесте.

Хозяйка принесла ему купюру в десять марок:

– Это последние, господин Монен. Поэтому, если у вас будет возможность, хорошо бы вернуть до первого числа…

– Конечно, фрау Купферрот! – беззаботно ответил Петер, решивший, что сегодня же нужно взять у Магды сто марок.

Он покинул свою квартиру. Сперва к цирюльнику, потом к цветочнику. Он заказал роскошный букет для тещи и несколько роз для Магды. Затем он направился к литографу, чтобы заказать извещения о помолвке. Бумага потребуется ручной выделки, с бархатными краями. «Помолвка их единственной дочери Магды с господином Петером и т. д.» И еще в газету нужно дать объявление.

Что еще? Ах да, обручальное кольцо! Монен направился к ювелиру Кроненбергу, лучшему в городе. Он уже знал владельца, так как пару раз встречал его на вечерах у консула Зондерланда. Его пригласили войти.

– Добрый день, Петер! Очень рад, что вы навестили меня. Чем могу быть полезен?

– Мне нужна пара обручальных колец. Я вчера обручился.

– Да что вы! Мои поздравления. И с кем же?

– С фройляйн Магдой Зондерланд.

– Что? Да вы счастливчик! Поздравляю, поздравляю!

Петер поблагодарил.

– Для меня большая честь, что вы решили приобрести кольца именно у меня. Могу я попросить вас пройти сюда? Фройляйн, подайте нам ту большую стеклянную шкатулку с витрины.

Петер наклонился над прилавком.

– Вот, господин Монен, это лучшее, что у меня есть. Но почему это произошло так внезапно, что никаких разговоров даже не было слышно? И когда же свадьба? Ах, уже через два месяца? А путешествие на пару лет, говорите? Простите мою прямоту, господин Монен, но вы величайший счастливчик из всех, кто мне известен. А есть