Ты всё ещё моя - Елена Тодорова

– Ты чего дрожишь так? – шепчу, прижимаясь к ее обнаженному телу.

Она рвано тянет воздух и пожимает плечами.

– Не знаю… А ты чего?

Да, меня тоже потряхивает. Основательно.

Не могу ничего поделать.

Это слишком важно для меня, чтобы просто бездумно трахаться. Сегодня секс выйдет за рамки нашего с Лизой мира.

– Я-то понятно чего, – выдаю с некоторым бахвальством. – На мне сейчас ответственность. Ты же давай, расслабляйся и получай удовольствие. Все как надо сделаю.

– Боже, Артем…

Смеемся вместе, но не перестаем трястись. Никакие фейерверки не сравнятся с тем, что сейчас творится внутри нас. Взлетает и палит вовсю. Мы в предвкушении великого неизведанного счастья.

Едва смех стихает, решительно приближаюсь.

– Все получится, – выдыхаю и запечатываю Лизин рот поцелуем.

Она принимает с дрожью. Вибрируем друг напротив друга. Углубляемся, двусторонне усиливаем напор, но не спешим. Наслаждаемся. Упиваемся. Горим.

Ласкаю долго. Хочу, чтобы запомнила эту ночь, как одну из самых лучших. Плечи, ключицы, грудь, соски, живот, бедра, коленки, каждый сантиметр нежной кожи – все в моих поцелуях.

Когда добираюсь до киски, она уже изнывает от желания. Разбухшая, влажная и крайне чувствительная. На каждое мое действие отзывается мгновенно. Довожу ее до первого оргазма языком. Впитываю всю ту жаркую пульсацию, что выдает, пока кончает.

– Люблю тебя…

С этими словами вхожу в ее тело. С ними же каждый толчок совершаю. Их немного. Семь? Может, девять. Не чувствую необходимости сдерживаться, когда ощущаю вокруг члена новый сейсмический выброс. Трясет внутри Лизиного тела. Трясет снаружи. Трясет внутри меня.

– Люблю тебя, – последний выдох, и слепящая лавина наслаждения.

Накрывает и прибивает к ней. К моей Дикарке. Моей.

Добился. Заполучил. Застолбил.

Я не просто кончаю. Отдаю любимой женщине свое семя, с горячими надеждами на то, что оно прорастет.

Хочу, чтобы она была от меня беременной. Хочу, чтобы носила внутри себя часть меня. Хочу, чтобы подарила, наконец, сына.

Господи, я так сильно этого хочу, что буквально уверен в успехе проделанной работы. Покрывая Лизино лицо поцелуями, задерживаю контакт максимально долго. Удивительно подробно представляю, как в это время внутри ее тела исполняется моя мечта.

На самом деле, уже пару минут спустя чувство такое, будто неожиданно с поля в запас выбрасывает. Трудно не горланить: «Давай, сын! Давай!». Ведь иначе на дальнейший процесс я влиять не в силах. Но, дабы не шокировать свою Дикарку, прикусываю язык. Нет, горланю, конечно. Но мысленно.

В тот миг еще не подозреваю, что сидеть мне в запасе все последующие девять месяцев. А это, мать вашу, странно, тревожно и периодами одуряюще завидно.

Однако это все позже… В настоящий момент я парю от восторга и прусь от чувства собственной охренительной важности.

Я творю историю. Я создаю свою семью. Я, очуметь как сильно, люблю.

Весь остаток января на этом вайбе и течет.

Днем Лизу трудно оторвать от моей семьи. Смотрю, как она к ним тянется, и дух захватывает. Был бы дураком, ревновал бы, настолько глубока ее неопровержимая привязанность. Но я ведь понимаю, что именно она восполняет с моими родными. Когда мама, вроде как невзначай, в ходе обычной кухонной возни, первый раз обняла мою Дикарку, та расплакалась.

– Ну, что ты, дочка… – слезятся глаза и у мамы.

У меня самого так сжимается сердце, что все остальное стынет.

– Ваша семья такая хорошая… У меня слов не найдется, чтобы выразить, какие вы все замечательные, – бормочет Лиза, всхлипывая. – Вы с такой добротой приняли меня… Я о таком никогда и мечтать не могла… И вообще, даже не подозревала, что так бывает.

– Это ты замечательная, – улыбается мама. – Как еще тебя принимать? Ты добрее и мудрее нас всех.

– Нет, дело не во мне… – протестует Лиза, реально, до смешного доходит. – Вы же всех принимаете! Кира, Варю, Нюту, Даниила, Сашку, Диму… Всех, кого бы не привели в дом ваши дети. А это… Это безусловная любовь. И это потрясающе.

– Да… Наверное. И тебя мы сразу полюбили, как родную.

Услышав это, моя Дикарка срывается на конкретные рыдания. Не в силах больше находиться в стороне, шагаю и обнимаю ее. Мама смеется и тоже к нам подключается.

– Ты заслуживаешь, чтобы тебя любили, – хриплю с улыбкой. – Ты заслуживаешь самого лучшего, родная.

– Конечно, – поддерживает мама.

Лиза старается. Слушает все, что мы говорим. Наблюдает, как себя друг с другом ведем. Впитывает и сама открывается.

Часто ездим к Киру с Варей. Проводим время у них или, как я в такие дни со смехом заявляю, берем напрокат Нюту. Без эксцессов и казусов, безусловно, не обходится. Но, по факту, мы со всем справляемся.

– Да сколько можно? – шутливо возмущается в какой-то из дней Бойка. – Заведите уже себе своего ребенка. Тяжело, что ли?

– Кир! – краснеет за него женушка.

Лиза цепенеет. Не всегда сходу юмор выкупает. Сжимаю ее ладонь и смеюсь, давая знак, что можно расслабиться.

– Мы в процессе, – в тон другу отзываюсь я.

– Уже? – удивляется Варя.

Она хоть и отчитывает регулярно Бойку, сама частенько слишком прямой, любопытной и даже настырной бывает.

– Ну да, – подмигиваю краснеющей Лизе. За Нютой, которая сидит у нее на коленях, спрятаться пока трудновыполнимо, как она не старается. – А что тянуть? Со дня на день свадьба… В общем, первую годовщину мы точно втроем отметим. Даже следующий Новый Год, да, Лиз?

– Надеюсь, – отзывается она шепотом.

Улыбаюсь шире. Поднимаю ее ладонь к лицу и мягко целую костяшки.

– Вы – молодцы, – высекает Варя решительно. – Уверена, что будет так, как хотите!

– И я уверен, – соглашается с ней Кир. – Знаю даже, как назовете пацана.

Это абсолютно спокойное, в манере Бойки, будто бы равнодушное заявление заставляет замереть мое сердце.

– Что? – сиплю, едва слышно. – Откуда знаешь, кто у нас будет?

Этот бес, иначе его сейчас не назвать, невозмутимо пожимает плечами.

– Знаю, и все.

Со смехом швыряю в него подвернувшуюся под руку мелкую подушку.

– И как же мы назовем его, господин Ванга?

– Так я тебе и сказал, – басит тот, стискивая пойманный декор в кулак. – Доживешь, узнаешь, – и, ухмыляясь во весь рот, бросает подушку обратно.

– Серьезно, Бойка? Вываливай!

– Нет. Соррян, братан, на столь судьбоносное решение влиять не хочу.