Измена в Кремле. Протоколы тайных соглашений Горбачева c американцами - Майкл Р. Бешлосс

Ельцин прервал его, сказав: «Горбачев много сделал для своей страны. Он нуждается в том, чтобы с ним обращались с уважением, и заслуживает такого обращения. Пора нам уже стать страной, где руководители могут уходить в отставку с почестями».

Получив такие заверения, Бейкер почувствовал, что Ельцин пытается дать ясно понять, что он, как только что оперившийся мировой лидер осознает всю ответственность, которую принял на себя.

Во второй половине дня Бейкер встретился с Горбачевым. Росс был удивлен и тронут тем, что Шеварднадзе и Яковлев также пришли на это прощальное собеседование: несмотря на все их схватки с Горбачевым в течение многих лет, они под конец смыкали ряды.

Горбачев правильно отметил, что бывшие советские республики, которые теперь именуют себя государствами, отнюдь не являются по-настоящему не зависимыми друг от друга, и они еще долгое время не станут такими. Они в течение веков находились под властью царей и семь десятилетий под властью жесткой централизованной советской системы; их экономики, средства связи, распределительные сети, системы природных ресурсов были настолько взаимосвязаны, что распутать этот узел за один день не удастся.

Советский президент все еще придерживался мнения, что он может служить честным маклером между Россией и Украиной, между славянскими государствами и государствами Кавказа и Средней Азии и между республиками и Советской армией. Но никто не разделял его точки зрения.

Горбачев сказал Бейкеру: «Возможно, с моей стороны были совершены просчеты и даже серьезные ошибки, но не в этом дело. Я вижу мою роль в использовании доступных мне политических средств для предотвращения еще большего распада в процессе создания Содружества.

Время бежит, и мы должны действовать быстро. Я хочу, чтобы руководители республик добились успеха, хотя не верю, что они смогут это сделать. Все же я желаю им успеха, потому что, если они его не добьются, все, что мы сделали, будет в опасности, как и само будущее».

Бейкер признал, что очень много вопросов осталось без ответа. Например, если будет по крайней мере десять разных суверенных государств, каждое со своей собственной внешней политикой, «то трудно представить себе, как Содружество Независимых Государств может иметь совместную политику в области обороны».

— Вы правы, Джим, — оживленно воскликнул Горбачев. — Я предвидел это. Мои предсказания начинают очень быстро осуществляться. Я должен был вмешаться. Я несколько раз говорил с Кравчуком и Ельциным. Кравчук объявил себя главнокомандующим (советских вооруженных сил на Украине). Я не могу не беспокоиться. Россия может оказать нажим и сказать, что ей до смерти надоела эта неразбериха. Что тогда? Если республики не договорятся, распад может ускориться, и в результате всего может наступить диктатура. Люди находятся в таком отчаянном положении, что могут даже поддержать диктатуру.

Поняв, что он неумышленно вновь разжег гнев Горбачева против Ельцина, Бейкер попытался охладить его:

— Я должен вам сказать, то, что мы услышали о командовании и контроле за ядерными силами, было весьма убедительным.

— Да, в этом отношении мир должен быть уверен, — сказал Горбачев.

Бейкер напомнил советскому руководителю, что Соединенные Штаты не могут и не желают «вмешиваться в ваши внутренние дела». В то же время он щедро расточал похвалы Горбачеву: «Никто не сомневается в том, что вы заслужили себе место в истории. Здесь идет революция, но это вы привели все в движение». (Помощники Бейкера известили своего шефа, что на своей последней пресс-конференции с советскими репортерами Горбачев гордился и утешал себя заявлением о том, что «я начал этот процесс».)

На следующее утро, во вторник, 17 декабря, Горбачев объявил, что в конце 1991 года Советский Союз и его правительственные структуры перестанут существовать.

В понедельник, 23 декабря, последний руководитель Советского Союза готовился к записи своей речи об отставке. Для такого события он даже подстригся. Затем неожиданно в Кремль приехал Ельцин на продолжавшиеся восемь часов изнурительные переговоры с Горбачевым по поводу процедур передачи власти и условий его ухода в отставку и на пенсию.

После этого Черняев с Палащенко сердито сказали Горбачеву, что Ельцин снова устроил «еще один путч». Горбачев возразил: «Вы не можете так говорить. Это происходит в соответствии с конституцией. Я решил обратиться напрямую по радио ко всему миру и объявить о своей отставке в первый день Рождества».

Во вторник, 24 декабря, Горбачев собрал всех старших сотрудников своего аппарата и убеждал их последовать его примеру: «Сдерживайте ваши чувства, насколько это возможно».

На следующий день Горбачев совершил краткую прогулку по территории Кремля к удивлению нескольких групп русских туристов, которые выкрикивали ему свои добрые пожелания. Прежде чем войти в свой кабинет, он принял Теда Коппела из Эй-би-си, который был в советской столице для подготовки программы передач о последних днях Горбачева у власти.

Коппел спросил его, что он думает о Джордже Буше. Горбачев не захотел говорить о своих недавних обидах на Вашингтон; вместо этого он вспомнил о том, как вице-президент ездил с ним в лимузине по Вашингтону почти четыре года назад и как хорошо они, казалось, тогда поладили друг с другом.

Горбачев продолжал далее:

— Сегодня достигнута некая кульминация. Я чувствую себя абсолютно спокойным, абсолютно свободным… Только моя роль меняется. Я не оставляю ни политической, ни общественной деятельности. Это, вероятно, происходит здесь в первый раз. Даже в этом я оказался пионером. Это значит, что процесс, которому мы следуем, является демократическим. Моя отставка с должности президента не означает политической смерти… Все идет нормально, потому что я сам принял решение. А вы знаете, что самый сильный психологический стресс вы испытываете до того, как примете решение.

В Белом доме Эд Хьюэтт и Николас Бэрнс работали над текстом краткого заявления об отставке Горбачева. Они превозносили «интеллект, видение и отвагу» советского руководителя.

Горбачев, говорилось в заявлении, был «ответствен за одно из наиболее важных событий в этом столетии — за революционное преобразование тоталитарной диктатуры и освобождение своего народа от ее удушающих объятий». Его политика создала прочную основу, на которой Соединенные Штаты и Запад смогут работать «в равной мере конструктивно и с его преемниками».

В Кэмп Дэвиде Буш просмотрел проект заявления, затем устроил совещание по телефону с Бейкером, Скоукрофтом, Фицуотером, новым начальником своего аппарата, Самьюэлом Скиннером и Робертом Титером, проводившим опросы населения.

Скоукрофт доказывал, что уход в отставку Горбачева «слишком важное событие, чтобы откликнуться на него всего лишь заявлением из кабинета Марлина», поэтому сам президент должен обратиться к стране с экрана телевидения.

Буш согласился с этим. Но что он должен сказать? Сославшись на подготовленный Хьюэттом и Бэрнсом проект заявления, Титер сказал: «Это заявление и есть ваша речь. Заставьте этих двух парней, написавших заявление, переделать его в речь». Скоукрофт позвонил Хьюэтту домой и сказал: «Веселого вам Рождества! Нам нужна речь завтра утром к девяти часам».