Неестественные причины. Записки судмедэксперта: громкие убийства, ужасающие теракты и запутанные дела - Ричард Шеперд

– Чем ты сегодня занимался? – спросила она.

Я рассказал ей про коронерский суд, про злобных родственников. Впервые она стала напрямую расспрашивать меня про мою работу.

К моему изумлению, она сказала:

– А можно мне посмотреть фотографии?

Единственное, что она знала про мою работу, так это то, что фотографии были под запретом.

– Фотографии?..

– Тела мужа.

Ей было 15, и она готовилась к итоговым экзаменам. Я покачал головой.

– Ты немного маленькая, чтобы рассматривать фотографии из морга.

– Нет, правда, я хочу их увидеть. Я видела на уроках биологии много препаратов. Я правда думаю, что я справлюсь, папа.

Возможно, она была права. Возможно, пришло время прекратить защищать своих детей от странностей моей работы. Возможно, из-за всех этих образцов в моем кабинете, предназначавшихся для суда или лекций (было практически невозможно спрятать все), разговоров на медицинские темы за столом, смерть была для нее чем-то куда более рядовым, чем я мог себе представить.

Я сказал:

– Я покажу тебе раны жены, и мы посмотрим, как ты на них отреагируешь. Так как она более чем жива. И ты можешь высказать свое мнение относительно того, порезала ли она себя сама, чтобы казалось, будто муж сам на нее напал.

У Анны загорелись глаза.

– Я посчитал, что она этого не делала, коронер со мной согласился, однако Иэн Уэст в своем хлестком отчете написал, что это сделала она.

Анна с энтузиазмом закивала.

– И это не подлежит, я повторюсь, не подлежит обсуждению с кем-либо за пределами нашей семьи, – строго добавил я.

Она посмотрела на меня испепеляющим взглядом.

– Я это знаю.

Мы провели необычные, но странным образом сблизившие нас полчаса, обсуждая раны. Казалось, их уродство нисколько не волнует Анну. Наконец после ее продолжительных упрашиваний я показал ей фотографии мужа, ножевого ранения в сердце, которое его убило. Вычищенный и вымытый труп выглядел не особо впечатляющим.

– Да он словно спит, – сказала она. – Трупы на самом деле не такие уж пугающие.

– Они нисколько не пугающие, но я все же не стану показывать фотографии его внутренностей.

Она пожала плечами.

– Ладно, – сказала она, – но меня бы они нисколько не смутили.

Впервые мне пришло в голову, что Анна, возможно, открывает в себе судмедэксперта.

– Я думал, что вы с Крисом оба хотите стать ветеринарами, – сказал я.

– Он хочет. Я тоже. Но я, возможно, хочу стать врачом.

– Что ж, но я бы не рекомендовал тебе становиться судмедэкспертом.

Она моргнула от удивления. Даже я был удивлен услышать от себя подобное.

– Но мама говорит, что ты любишь свою работу! – возразила она.

– Люблю. Но… – Но что? Унижение в суде, обозленные родственники, многочисленные грани горя, здоровые старушки, чьи смерти никто не считал подозрительными и которых потом выкопали из могил: мне хотелось, чтобы моя дочь всего этого избежала.

– Папа? – она звучала встревоженной. – Что такое?

Я сказал:

– Анна, я только что понял кое-что. Пришло мне время снова сесть за штурвал.

Расследование, за которое так отчаянно сражалась семья Стивена Лоуренса, близилось к завершению вместе с веком. В своем окончательном отчете, составленном в начале 1999 года, сэр Уильям Макферсон написал: «Мы полагаем, что проведенное расследование… убедительно донесло до общественности правомерные жалобы мистера и миссис Лоуренс, а также до сих пор преуменьшаемое возмущение и неудовлетворенность этнических меньшинств как в местных, так и в национальных масштабах в связи с этим и другими делами, а также то, как ими занималась полиция».

Полицейское расследование смерти Стивена Лоуренса было явно неподобающим, и я полагаю, что именно в этот раз общественность впервые столкнулась с выражением «институциональный расизм». Публичное расследование и его результаты знаменовали важное изменение в отношении общественности к полиции: они перестали по умолчанию быть надежными друзьями невиновных. В рамках же лондонской полиции расследование также, пожалуй, привело к изменению отношения к миноритарным сообществам.

Для семьи Лоуренсов все было еще не закончено. Дальнейшая их история известна: она разворачивалась на протяжении следующих 13 лет и, возможно, продолжает разворачиваться до сих пор. Как минимум частично благодаря этому делу закон о повторном привлечении к ответственности за одно и то же преступление был пересмотрен, из-за чего обвиненных можно было снова судить в случае появления новых доказательств. К 2011 году благодаря научному прогрессу ДНК Стивена была найдена на одежде подозреваемых, и этого нового доказательства стало достаточно, чтобы снова предать подозреваемых суду. Это было последнее на данный момент – хотя, наверное, и не последнее в моей жизни – появление в суде по этому делу. В январе 2012-го Гари Добсона и Дэвида Норриса признали виновными в убийстве и приговорили к тюремному заключению сроком примерно на 14 лет каждого. Трое остальных убийц Стивена Лоуренса избежали наказания, во всяком случае за это преступление. Главных подозреваемых многократно открыто называли по именам.

В конце 1990-х жизнь в Сент-Джордже казалась обманчиво стабильной, а жизнь в целом мне скрашивали полеты. Потому что теперь я мог летать один. Да, одним холодным и ясным январским днем я взмыл вверх. В небо. Совершенно один.

Я не знаю, почему наличие одного лишь воздуха подо мной, надо мной и во все стороны от меня приносило такое облегчение от суровых реалий моей работы. Я не знаю, почему наличие столь обширного пространства вокруг меня и способность перемещаться по нему давали мне иллюзию контроля над своей судьбой, которой я не мог получить ни от чего земного. Я не знаю, почему управление небольшим самолетом попросту устраняло все проблемы, которые крутились у меня в голове бо́льшую часть времени. Я просто знаю, что мне это нравилось, и когда я летал, то не думал ни о чем, кроме как о текущем моменте, ни о чем, кроме как об управлении самолетом.

Я стал мечтать о том времени, когда мои полеты перестанут ограничиваться пятничными занятиями в летном клубе лондонской полиции. В этом году Анне предстояли итоговые экзамены, а Крису – экзамены по программе средней школы повышенного уровня. Наша домашняя жизнь и в какой-то мере наши профессиональные жизни вращались вокруг наших детей. Теперь они не нуждались в том, чтобы рядом постоянно находился кто-то из нас, хотя теперь им и нужна была поддержка другого рода. Но пройдет еще пара лет, и они нас покинут. Это была определенность, которая меня ужасала. Нам придется пересмотреть наш мир. И признать, что настанет день, когда наша работа будет окончена.