Сказки Старого Вильнюса V - Макс Фрай

Достал из кармана сложенный вчетверо листок, из другого зажигалку, замешкался, вспоминая написанное: точно годится? Но перечитывать не стал, чиркнул, поджег, тонкая бумага вспыхнула и буквально за секунду сгорела, вконец обленившийся летний ветер по такому случаю приободрился, подхватил обугленные клочки, закружил их, унес.

Хорошо.

* * *

– В этом доме, – говорит Люси, – жил художник по имени Пауль Петке. Вроде бы его родители были эстонцы с немецкими корнями; впрочем, это совершенно неважно. Сам Пауль Петке родился в Вильнюсе и прожил здесь всю жизнь.

– Известный художник? – смущенным дуэтом спрашивают экскурсанты. Им немного неловко за собственное невежество, но все равно спрашивают, молодцы.

– Нет, – улыбается Люси. – На самом деле почти никому неизвестный, только горстке любителей вроде меня. Пауль Петке всю жизнь проработал инженером на «Эльфе»[23], а когда вышел на пенсию, внезапно стал рисовать. В основном, городские пейзажи. Ни выставлять, ни продавать свои картины он даже не пытался, зато охотно дарил их друзьям, знакомым и вообще всем желающим. В частности, детям, случайно заглянувшим в его окна на первом этаже. А там было на что посмотреть. Такие фантастически яркие краски! На его картинах Вильнюс выглядел роскошным южным приморским городом, в подворотнях расцветали магнолии и акации, бульвары пестрели полосатыми тентами летних кафе, где праздно нежились загорелые дамы и кавалеры, но главное – небо. Наше скромное северное небо у Пауля Петке всегда становилось ярко-синим. Или угольно-черным, когда он рисовал ночь.

– Но оно именно такое и есть! Вот прямо сейчас ярко-синее, – говорит Марина, задрав голову вверх. – А вчера ночью было чернющее, как над причерноморской степью. И россыпи ярких звезд. С нашим, питерским, вообще не сравнить.

– И кстати, ваш Вильнюс действительно похож на южный город, – добавляет ее муж, кажется, Михаил. Или Николай. Люси почему-то с трудом запоминает имена. Что для обеих ее профессий крайне неудобно: и к студентам, и к экскурсантам порой приходится обращаться по имени. Она даже шпаргалки иногда пишет и тайком подглядывает, кого как звать. Но сегодня как раз не написала.

– Просто Италия какая-то тут у вас, – говорит тем временем Николай-Михаил. – Летних кафе в центре больше, чем жилых домов, и все до отказа забиты загорелой расслабленной публикой. И морем пахнет, причем не нашим, Балтийским, а теплым, южным, все время кажется, что за ближайшим поворотом наконец найдется дорога на пляж. И белых акаций, кстати, полно. Некоторые еще доцветают.

– Ну да. А приехали бы вы весной – увидели бы, что у нас и магнолии в садах цветут, – кивает Люси. И после паузы добавляет: – Теперь-то, конечно, все есть!

– Теперь? – переспрашивает Марина. – А раньше, что ли, не было?

– Можно и так сказать, – меланхолично соглашается Люси. И, вопреки своему обыкновению, умолкает. Не все можно объяснить. Да и надо ли.

– Что касается художника Пауля Петке, – наконец говорит она, – с ним связана одна малоизвестная, но чрезвычайно любопытная городская легенда. Рассказывают, что в ту ночь, когда он умер, то есть, лет восемь назад – или уже девять? Боже, как же время летит! – все его картины исчезли. То есть рамы-то остались на месте, но в них – чистые холсты. Хочется сказать, белоснежные, однако врать не стану, изрядно посеревшие от времени. Но еще вполне пригодные для работы. Лично я на своем нарисовала натюрморт… что-то вроде условного натюрморта. Художник я, прямо скажем, хуже, чем просто никакой. Но этот внезапно опустевший холст меня чрезвычайно нервировал. А выбросить рука не поднималась. Пришлось явить миру стихийный абстрактный экспрессионизм. Мир, к счастью, как-то пережил это тяжелое потрясение.

Парочка экскурсантов встревоженно переглядывается.

– То есть у вас была картина этого художника? – наконец спрашивает Михаил-Николай.

– И она действительно исчезла? – подхватывает его жена.

– Совершенно верно, была, исчезла, – невозмутимо кивает Люси. – Необъяснимый и чрезвычайно досадный факт! Счастье, что я получила ее в подарок, а не купила на аукционе Сотбис[24] за сто миллионов, вот тогда было бы совсем обидно. Беда с этими художниками, вечно не знаешь, чего от них ждать.

Ее подопечные с явным облегчением смеются, оценив шутку. Надо же, – будут говорить они друг другу вечером, – так заслушались, что почти ей поверили! А ведь нам с самого начала рекомендовали эту милую, чудесную Люсю именно как кладезь завиральных городских легенд. И не обманули, отличная вышла экскурсия, будет теперь о чем вспоминать.

* * *

– Кто-то должен это делать, – говорит Лорета, пряча в сумку почти опустевший баллончик с краской.

– Писать на стенах всякие глупости? – ухмыляется Томас.

– Не всякие, а именно такие.

– Зачем?

– С одной стороны, просто чтобы было. А с другой… Скажем так, я знаю кучу народу, самых разных людей, которые однажды вышли на улицу в отвратительном настроении, в полной уверенности, что жизнь не имеет смысла и уже почти закончена; ничего особенного, на всех иногда находит, но от этого не легче, когда нашло именно на тебя. Наступило железной пятой и уже почти раздавило. И тут вдруг на стене дурацкая надпись огромными буквами, чтобы никто не проскочил, не заметив: «Я тебя люблю». Теоретически ничего для тебя не изменилось, мало ли, кто там чего написал. Но на практике почему-то всегда оказывается, что изменилось. Кардинально, принципиально, навсе… нет, конечно, не навсегда. А например, на ближайшую неделю.

– Да ладно тебе – на неделю!

– Ну хотя бы до вечера. Тоже дело. А там, глядишь, еще что-нибудь хорошее случится. И постепенно выяснится, что вполне можно жить. Мои знакомые… Ай, ладно, что там знакомые, я сама несколько раз натыкалась на подобные надписи в, скажем так, не самые лучшие минуты своей жизни. И это всегда отлично работало: заметила, невольно улыбнулась, встряхнулась, пошла дальше, вопреки здравому смыслу свернула в кофейню, выгребла из кошелька последнюю мелочь, взяла двойной черный, встретила там старого приятеля, тут же получила комплимент или предложение заработать, никаких гарантий, конечно, но обычно получалось как-нибудь так. А туристы – о-о-о, это отдельная песня! Только приехали в город, толком не осмотрелись, еще не поняли, нравится им тут или нет, и вдруг с ближайшей стены тебе беспардонно заявляют: «Я тебя люблю!» Явно же город в любви признается, как не ответить? И потом вспоминают поездку как лучший отпуск в своей жизни, хотя, казалось бы, что такого здесь с ними случилось? Да ничего.

– Однажды тебя поймают и оштрафуют за хулиганство, – улыбается брат. – И меня с тобой за компанию. С удовольствием послушаю, как ты будешь объясняться с полицией.