Высокое стремление: судьба Николая Скрыпника - Валерий Солдатенко

Однако главное, конечно, заключалось не в количественной стороне дела, а в оценке сущностного вклада автора в науку, в теоретическое осмысление одной из самых сложных, противоречивых общественных сфер. В представлении на избрание академиком Н. А. Скрыпника, содержится характеристика-рецензия лишь основных работ соискателя, которые стали основой и для соответствующих практически-политических достижений. Автором документа был академик А. А. Речицкий. (Кстати говоря, А. А. Речицкий (Песоцкий) в свое время был одним из лидеров Украинской Коммунистической партии.) Последний считал, что кандидат в академики «первым во всей мировой литературе поставил и дал первое обоснование национального вопроса как науки, как отдельной национальной дисциплины, и он же организовал научно-исследовательское учреждение для опытов над этой областью науки – кафедру национального вопроса в Украинском институте марксизма-ленинизма, во главе которой сам стоит. После Скрыпника о национальном вопросе можно говорить как о науке, которой он принес признание и обоснование, что по аналогии с социологией, которой также еще недавно приходилось бороться за признание себя среди наук, можно было бы эту отрасль науки назвать нациологией»[426].

Детализируя, конкретизируяоценкувкладаНиколаяАлексеевича в науку, авторитетный ученый отметил: «Самостоятельное развитие украинской культуры. Борьба с провинциализмом и национальной ограниченностью. Сотрудничество с культурами других народов СССР. Украинизация государственной и общественной жизни. Укрепление украинской пролетарской государственности одновременно с укреплением СССР. Решение проблемы “двух” культур – “высшей” городской и “низшей” деревенской в плане Ленинского союза пролетариата и крестьянства, решение ее, как проблемы содержания и формы одной социалистической культуры или, по Скрыпнику: “Равнять город по отношению к языку по украинскому селу лишь бы привести к равнению украинского крестьянина по пролетарскому городу”. – Такова теория и практика марксизма-ленинизма в национальном вопросе», отстаиваемая Н. Скрыпником[427].

Лейтмотив научной экспертизы А. А. Речицкого – Николай Алексеевич серьезно, весомо теоретически обосновал целое, особенно важное направление в теории, в исследованиях, сам сделал чрезвычайно ценный вклад на вечном пути познания сущности общества. «Оригинальность Н. А. Скрыпника как теоретика состоит в том, – подчеркнул академик, – что он поднял национальный вопрос с уровня политики до уровня науки, доказав, что национальная проблема представляет собой и по сути и по методологии задачу отдельной научной дисциплины»[428].

Между прочим, высоко оценивая мнение Скрыпника, Речицкий обращался к нему с просьбами высказаться относительно важных работ, готовившихся к публикации. Так, в марте 1928 г. он направил наркому образования на отзыв свое предисловие к «антиволобуевской брошюре», в которой были собраны материалы двух широких дискуссий, проведенных по поводу экономической концепции М. С. Волобуева, ждал от Николая Алексеевича компетентных замечаний и пожеланий[429].

Итак, Николай Алексеевич был широко известен и пользовался высоким авторитетом в научных кругах не потому, что именно ему, согласно служебным функциям, подчинялась Украинская академия наук, а благодаря своим действительно фундаментальным научным трудам, своему весомому вкладу в фундаментальную науку. Конечно, далеко не все были согласны со скрыпниковскими научными подходами, взглядами, концепциями. Однако это только лишний раз подчеркивало оригинальность, принципиальность позиции политика, государственного деятеля и ученого. Поэтому и его избрание академиком в том же году практически всеми было встречено как закономерное, естественное, понятное. А сам он гордился (как всегда, сдержанно) высоким научным званием, участвовал в научных сессиях, выступал с докладами и не только по долгу наркома, заинтересованно руководил этой непростой отраслью.

И еще одно. Все подведомственные учреждения, коллективы Н. А. Скрыпник с присущей ему энергией (кое-кто считал, что даже с упорством, достойным удивления) стремился организационно, материально и в кадровом отношении укрепить. Совсем не в его характере было подрывать, уничтожать дело, которым он руководил, тем более готовить это исподтишка – такое было просто ниже его достоинства. До последних месяцев жизни, когда произошел душевный надлом, он шел на любой бой и с кем угодно открыто, а вера в правоту своей позиции просто исключала заговоры, закулисные коварные приемы и тому подобное.

И литературная сфера здесь достаточно наглядный пример. А больше всего заслуживает внимания, думается, то, что не только говорил Николай Алексеевич в ходе многочисленных тогдашних литературных дискуссий (как подтверждение исповедуемых им общих принципов и подходов), но и то (и второе, возможно, еще важнее), как он себя вел относительно творческих групп, взгляды которых не разделял, решительно критиковал, осуждал и отвергал.

Приведенный выше пример с полищуковским «Авангардом» отнюдь не единичный. Очень похожей оказалась история с признанием «Технически-художественной группы А» во главе с Юрием Смоличем и Майком Йогансеном. Весьма показательным было отношение и к неоклассикам, их лидеру Николаю Зерову.

Очевидно, персонально последнего нарком оценивал не слишком высоко, что само по себе, конечно, не является грехом. Ведь, как говорится, «о вкусах не спорят». Николай Алексеевич даже иронично, а возможно, и пренебрежительно (что вообще не очень для него характерно) назвал неоклассиков «гражданами Зеровыми». Однако, имея свою позицию, нарком совсем не отказывал в таком же праве (и особенно в столь сверхсложной сфере, как литература, искусство, когда нередко настоящее понимание художника, творца, осознание его гениальных предположений, предостережений приходят не сразу) и другим. Поэтому ни Н. Зеров, ни М. Рыльский, ни П. Филипович, ни М. Драй-Хмара, ни М. Могилевский, ни А. Бургарт не имели никаких ограничений (конечно, выходивших из ведомства Скрыпника) в своей деятельности, в возможностях издания своих произведений. Как, кстати, не имел их до времени и Сергей Ефремов, иронично-циничное отношение которого к пролетарской литературе, социалистическому государству, Советской власти в кругах интеллектуальной и политической элиты ни для кого не было секретом.

Вполне в духе позиций Николая Скрыпника была реплика в адрес Ивана Микитенко во время диспута в Харькове 18–21 февраля 1928 г. Заметив, что писатель не реалист, а натуралист, руководитель национально-культурного строительства успокаивающе добавил: «Ничего плохого нет в этом. Но надо быть хорошим натуралистом – вот в чем дело». Последнее предостережение свидетельствует, что в литературе, искусстве он превыше всего ставил их художественные качества, характерный для духа эпохи поиск новых эстетических форм. Поэтому поддерживал и «неудобного» Евгения Плужника из объединения «Ланка» («Звено»), и драматурга Николая Кулиша, пьесы которого совсем «не дышали революционным пафосом» и очень противоречиво воспринимались публикой.