Слабости сильной женщины - Анна Берсенева

– Вот и хорошо, – невозмутимо заявил он. – Мне никто и не нужен, кроме тебя.

Кажется, он стал выглядеть еще эффектнее, чем прежде, – похудел, что ли? И одет был в коричневое верблюжье пальто, и пахло от него новым парфюмом.

«Гвоздь сезона», – подумала Лера – то ли о парфюме, то ли о Стасе.

– Думаешь, я о делах пришел поговорить? – сказал Стас. – Я к тебе пришел…

– Не надо было, Стас, – сказала Лера. – Я действительно все сказала тебе тогда, зачем же снова?..

– Зачем! – воскликнул он с неожиданной страстной силой; вся его невозмутимость испарилась в одно мгновение. – Ты еще спрашиваешь! Да сказал же я тебе: хочу тебя, всегда хочу – и пришел за тобой!..

– Интересное дело, Стас, – медленно произнесла Лера. – Являешься как снег на голову, кричишь «хочу, хочу». Прямо вынь да положь, и прямо здесь!

– Можно и здесь, – сказал он, и Лера увидела, как краешки его губ хищно выгнулись. – Я-то не постесняюсь… Но лучше ко мне поедем.

– Но, Стас… – начала было Лера.

– Поедем лучше, – повторил он, и в его голосе послышалась то ли просьба, то ли угроза. – Чертова ты баба, что ты со мной сделала! Уснуть не могу без водки, вот до чего довела! Так и стоишь перед глазами – тогда, голая… Ты что, хочешь, чтоб я руки на себя наложил? Уже я и так унизился дальше некуда – приехал за тобой…

– Перестань, – поморщилась Лера. – Руки наложил, унизился… Что за спектакль? Ты же взрослый человек, не мальчишка гиперсексуальный.

– Да ты знать не знаешь, что это такое! – воскликнул Стас. – Когда в глазах темно, и все бы отдал, чтоб только ты пришла… Гиперсексуальный! Да я бабу приведу, оттрахаю так, что, кажется, наизнанку выворачиваюсь – и хоть бы что! Лежу, кручусь и думаю: вот пусть только сейчас придет, на полчаса только придет – жизни не пожалею…

Лера растерялась, услышав эти слова. Она понимала, что Стас говорит искренне, и ей даже жаль было его. Но она чувствовала в его словах не любовь, а что-то совсем другое – угрожающее и гнетущее, хотя по силе не уступающее самой страстной любви. Она и представить себе не могла, как сильно может сжигать неосуществимое желание; с нею такого никогда не происходило.

И вот Стас стоял перед ней, действительно готовый на все, – и Лере стало страшно.

– Не доводи до греха, – сказал он все с теми же интонациями – то ли просьбы, то ли угрозы. – Пойдем лучше…

– Стас… – Лера попыталась говорить как можно мягче. – Прости ты меня, но не могу я с тобой! Ну что тебе за радость, если даже я и приду на эти самые полчаса, что от этого изменится? Я понимаю, я сама перед тобой виновата, сама к тебе липла. Но что же теперь-то делать?

– Ты приди только, – сказал Стас – кажется, это было единственное, что он расслышал. – Я уж иногда думаю: мне б и этого хватило…

Лера не знала, что ему сказать. Да и можно ли было найти слова, способные его остановить?

К счастью, дверь неожиданно открылась и на пороге показалась Зоська.

– Ой! – воскликнула она. – А я расчетную книжку забыла в столе, а завтра же последний день за квартиру платить… Вы извините, я сейчас пойду!

– Ничего-ничего, Зосечка, – сказала Лера с такой радостью, словно на нее свалилось нежданное счастье. – Ты совсем не помешала! Я тоже уже ухожу, заодно тебя подвезу. Станислав Люцианович, извините, я очень спешу, – обратилась она к Стасу. – Рабочий день окончен, мне надо офис сдать на охрану.

Он смотрел на нее сузившимися глазами, и Лере показалось, что даже его глаза побледнели от напряжения. И зубы сжались так, словно вцепились во что-то мертвой хваткой.

– Ладно… – протянул он. – Как знаете, Валерия Викторовна!

И, распахнув дверь ногой, исчез в темноте зимнего вечера.

Времени на остановки не было, это так. Но иногда Лера чувствовала, что потребность остановиться, подумать о себе и о своей жизни становится такой же необходимой, как дыхание.

Она была одна. Конечно, ей было всего двадцать восемь лет, она была красива, умна и независима, и уж ей-то, кажется, можно было уверенной быть в том, что долго она в одиночестве не останется.

И все-таки, несмотря на все доводы логики, Лера Вологдина, преуспевающая, красивая и умная бизнесвумен, чувствовала себя в неизбывном одиночестве и выхода из него не видела.

Она каждый день сталкивалась со множеством людей, у нее не было недостатка в новых знакомствах и еще меньше недостатка было в восхищении сильного пола. Мужчины, с которыми знакомила ее работа, расточали комплименты, приглашали в рестораны и недвусмысленно намекали на возможность более близких отношений.

И какие это были мужчины! Всего за несколько лет Лера достигла такого уровня, на котором жизнь сводила ее с наиболее яркими и интересными людьми – как равную среди равных.

«Есть из кого выбрать», – думала она иногда с усмешкой, но усмешка эта была невеселой.

Все дело было в том, что ей не хотелось выбирать. Она не винила в этом мужчин – их-то за что? Ей казалось, что какая-то червоточинка появилась в ней самой – невозможность любви, так она это про себя называла.

А почему это произошло, Лера не знала. Может быть, это было следствием дешевого и неосуществимого романтизма, о котором когда-то говорил ей Валик Стар; может быть, началось, когда она бегала по Стамбулу, покупая лифчики; или когда ушел Костя; или с того мгновения, когда она почувствовала себя свободной, лежа в постели Стаса Потемкина. Но Леру действительно не тянуло ни к кому, и она ничего не могла с собой поделать.

Именно в таком состоянии – неизбывной и тягостной свободы – встречала она день своего рождения прохладным и ясным мартовским вечером.

Ей не хотелось устраивать праздник – очень уж настроение было неподходящим, – и они посидели дома втроем с мамой и Аленкой, чокнулись бокалами с любимым Лериным «Киндзмараули». Лера сама уложила Аленку в постель, хотя та хныкала:

– Пусть бабушка! Пусть бабушка сказку почитает и побаюкает!

– Я тебе сама сказку почитаю, – увещевала ее Лера. – И побаюкаю сама, малышечка моя, не волнуйся!

– Ты не умеешь! – не успокаивалась Аленка. – Бабушка умеет, а ты не умеешь!

Все это тоже не добавляло радости.

– Я пройдусь немного, мама, – сказала Лера, когда Аленка наконец уснула.

– Да ведь поздно уже, Лерочка! – испугалась Надежда Сергеевна. – Куда же ты пойдешь?

– Пройдусь, – повторила Лера. – Не волнуйся, я скоро вернусь. Вечер хороший, подышу воздухом немного.

Она вышла во двор, когда вечерняя синева неба стала бархатной, почти черной. Прошла через гулкую арку, вышла на бульвар и медленно пошла к Садовому кольцу – просто так, без видимой цели. Весенняя легкость и весенняя тоска вели ее по вечернему городу.