Дьявол и Город Крови 2: кому в Раю жить хорошо… - Анастасия Вихарева

– Вот ты о чем, о доме… – разочаровано протянула Манька. – А если бы он и был, кто ждет меня там, кроме кузнеца Упыреева, которому в радость моя мука? Прошлое не вернешь. Я не хочу снова стать той Манькой, я хочу остаться такой, какая я сейчас. Кому там нужна моя мудрость? Кто станет слушать про вампиров и оборотней? Ведь не изменится ничего?

– Нет. И я, и Борзеевич, и избы, и все, кто пришел в эту землю – уйдем из твоей жизни. Избы в миру – имущество Благодетельницы. Думаю, она вернет их себе. Борзеевич плохо переносит черное безмолвие, расстроится, понесет околесицу, пойдет по миру нагим и нищим. Водяные, лесные – те точно отравятся, не так много осталось на земле мест, где они могли бы жить. Они же духи Земли и Неба. Меня попросту никто не увидит. Да и что нам там делать с тобой? Помогать плакать в подушку? Это, Маня, скучно. Мы все достойны лучшего, и никто не считает тебя Богом, чтобы терпеть ради тебя серость и убожество. Рыба ищет, где глубже, а остальные – где лучше.

– И мне снова захочется уйти, куда глаза глядят. Мне нравится здесь и сейчас. Мой дом – здесь. Но ведь и здесь я тоже серая и убогая.

– Ты. Но не мы. Мы приняли тебя в свою стаю и понимаем, что тебе нужно время, чтобы к нам привыкнуть. А ты предлагаешь нам упасть до серости и убогости твоей стаи, которая, к тому же, изгнала тебя. Ты думаешь, вот, ты приведешь нас всех, и для тебя снова откроются двери. Не откроются. Человек изгнал нас еще раньше. И мы пошли своей дорогой, а он своей. Мы не жалеем о человеке, а он, иногда, дорогу к нам ищет. Тебе повезло, но, если плохо – иди назад.

– Моя боль – это моя боль. Даже если это змея, которая терзает мою плоть. Значит, она была, она прошлась по моей земле, она оставила след, она есть. Возможно, мне даже больно оттого, что она есть, а я плетусь за ней, как вол на привязи. Ты – это ты. Ты можешь уважать врага, можешь убить, или посмеиваться над ним – мы так мало занимаем в тебе места. А я только я – и ничего не могу сделать. Мне больно не от боли, а оттого, что огнем горит моя земля. Знания могут быть очень жестокими, – Манька не удержалась и легонько всхлипнула. – Я все-таки училась твоей философии потихоньку, и пришла к выводу, что сильным и независимым надо быть, как водяной с Борзеевичем, или как ты. И нет другого способа стать вами, разве что поступать, как вы.

– Вот, значит, как училась! – разочарованно развел Дьявол руками. – И когда это я размахивал кулаками и кричал: «Ах вы, негодники, немедленно прекратите безобразничать!?» Не позволяя себя связать эмоционально, я Бог. И Палач. А ты копаешь себе могилу, оставляя им возможность стать твоими палачами. Тогда умри, доставь радость врагам…

Манька тяжело вздохнула. На этот раз она не спорила, она соглашалась. Но Ад – верное средство от всех хворей, доказал: смерть – не выход. В Аду было еще хуже, чем здесь. По крайней мере, тут ее никто так не бил – кровь пили, но не травмируя части тела.

– Конец – настолько незначительный факт биографии, что приближать его не имеет смысла. Разве не так? – она вопросительно взглянула на Дьявола. – Обстоятельства не зависят от меня. Так получается. Но я не собираюсь умирать, и поэтому думаю об этом. Я рада, что у меня есть хоть кто-то. Но, честное слово, я хотела бы поменяться с вампирами местами и сделать им так больно, как не бывает в Аду. Но чтобы не преступить Закон. Но ведь это невозможно?

– Это я-то кто-то?! – с минуту Дьявол обескуражено взирал на нее, смешавшись. – М-да… Пусть буду, – он смиренно согласился, но продолжил, убрав руку: – Каждый день слышу, как ненавидят и проклинают мое имя. Не потому, что человек знает или встречал меня. Но потому, что страх так силен, что каждый помнит обо мне. Вампиры не учат бояться человека. Страх перед человеком непременно обернется против них самих. Но что их учение без врага? Кому нужны Спасители, если не будет Дьявола, который голым своим сознанием может обласкать человека или отравить ему существование?

Без меня любое их учение теряет всякий смысл!

И проклят человек, и покарал бы меня, да имени моего в нем нет. Когда человек хочет поднять истину, он преклоняет ухо к вампиру и находит ее. Есть истина для вампира, есть для оборотня, для проклятого, и для человека, который ни то и не другое. И как бы ни жил человек, истина вампира всегда перед ним. И только вампир – Свят, а человек поднимется и упадет, если вампир пожелает. Маня, вампир – он таков, он все и ничто. Он мучимый мучитель, распятый глупым народом, который должен нести вину или проклинать тот народ, чтобы не быть одним из них, наивный мудрец – чего стоит описание модели вселенной и Отца Небесного, руководимый руководитель… – ибо если не получилось руководить мудро, было бы на кого возложить ответственность… Благодетельница, к примеру, Спасенный Спаситель, твоя душа-вампир – судимый Судный День, бедствующий богач, наводящий страх Божий и взирающий на страх Божий со страхом… Вампир имеет в себе все, к чему бы захотел склониться человек, чтобы ни один не проскользнул между пальцев.

Но ты-то! Ты-то! Как можешь искать истину там, где ее сроду не было? Подстраиваться, подлаживаться, поворачивать на свою сторону? Скоро год, как ходим мы с тобой, помаленьку пьем кровушку вампира и не даем себя в обиду – и все еще ходим!

Я никогда не был пешкой в чужой игре, не искал человека сделать рабом, чтобы получить от него то, что он имеет, не завидовал ему и не настраивал человека против человека. И всегда говорил: вот я, вот ближний ваш. И будет око за око, зуб за зуб, если подниметесь против меня и ближнего, потому что два ближних имеют одно пространство и борются у меня на глазах. И всякая тварь из земли должна быть принесена в жертву, чтобы достаток был в доме, и ярость врагов не истребила человека с земли, и начатки земли вашей, чтобы не нищему Богу поклонялся человек.

Разве мало я имею?

Вся вселенная – это я, и чтобы не делал человек, он берет у меня. И разве я должен менять себя, чтобы угодить тому, кто назвал меня своим врагом?

Я рудиментом стану, если начну подстраиваться под каждую тварь, пожелавшую видеть Богом себя или своего собрата, который мог бы судить его с позиций, на которых стоит эта тварь. Я не нарушаю Закон, я и есть Закон. Я – Разум Вселенной, который направляет процессы Бытия, оберегая и испытывая. И я не враг тебе. Да, я страшен, мерзок в глазах людей, но я не пал. Я – Вечность, о которой мои враги могут только мечтать. Я – Жив, занимаюсь своими делами и не думаю ни о ком, кроме тех, кто мне дорог. Я размышляю, учусь, строю планы на будущее. И, зная, что завистники тянут ко мне свои коротенькие ручки и молятся каждый день о моей погибели, я не растрачиваю свою жизнь на мольбы, как это делаешь ты.

Что они могут сделать?

– Многое. Убить, например, – задумчиво ответила Манька. – Миллиарды людей боролись с вампирами и проиграли. Тысячу лет крепостного рабства, и вот человек свободен – и снова слушает, как вампир говорит ему, что надо вернуть то время – и соглашается. Почему человек не думает, что, когда вампир говорит, надо вернуть, он подразумевает, что вернуть надо человека, как имущество? Меня, его, детей его, чтобы мы встали на колени. Да мы и сейчас стоим. Почему не вспоминает, что для него не было ни школ, ни больниц, ни свободы передвижения? Почему мыслит себя на месте вампира, будто вампир уже усадил его возле себя?