Однажды в Риме. Обманчивый блеск мишуры - Найо Марш

— Даже фигурки в вертепе я решил позолотить, — признался Хилари. — Надеюсь, тетя Клумба не рассердится… Красиво. Увидите еще, как все это заиграет, когда зажгутся свечи!

— А подарки? Подарки тоже будут?

— Конечно! Детям — в золотистых коробках, их будет раздавать дядя Блошка, по одной на семью. А нам — на отдельном столике в сторонке, каждому в подходящей ему упаковке. Но каждому придется искать свой подарок самому, потому что дядя без очков не прочтет, что написано на наклейках. Он только прикатит их все скопом в маленькой золотой повозочке на полозьях.

— Прикатит со двора? А если ночью разыграется непогода?

— Ну если сильно разыграется, то придется вносить сюрпризы из зала.

— Но полковник все равно явится к нам «из снежной бури»?

— Попробовал бы кто лишить его такого удовольствия.

Немного поколебавшись, Трой робко заметила, что Форрестер — человек не самый здоровый и крепкий; даже краткий пеший переход по двору в зимнее ненастье, да еще укутанным в одно только (если она правильно поняла) тонкое золотистое ламе́[99], — это, наверное, не то, что ему порекомендовал бы доктор. Хилари беспечно ответил, что можно надеть еще теплые перчатки, но, заметив, что, судя по всему, не переубедил художницу, добавил: Винсент понесет над полковником зонт… Нехорошо — и для представления тоже нехорошо, не только для здоровья, — если парик и венец из омелы намокнут. Хотя, если б их слегка присыпало снежком, выглядело бы даже симпатично, но…

— …Снежок ведь быстро растает. А так уже получится совсем нехорошо. Совсем нехорошо…

Взгромоздившись на верхнюю ступень стремянки, владелец «Алебард» украдкой глядел на Трой сквозь ярко-зеленую хвою и золотую россыпь шаров.

— Вам все это не по душе. Вы думаете, я — бессердечный человек, в погоне за декадентскими эффектами растерявший моральные и духовные ценности. Вот что вы думаете.

И вправду: получилось это у него как-то неприятно в унисон с ее мыслями.

— Может, вы и правы, — продолжил он, не давая собеседнице придумать ответ половчее. — Но я хотя бы не притворяюсь другим. Вот, к примеру: я сноб. Придаю огромное значение своему древнему роду, благородной крови и так далее. И чудной, нежной, горячо любимой Крессиде никогда бы не сделал предложения, если бы происхождения она была… не впечатляющего. Еще мне нравится сознавать свое богатство и приглашать всех на подлинно золотую елку.

— Против золотой елки я точно ничего не имею, — сообщила Трой. — Ей я, безусловно, воздаю должное.

— Прекрасно вас понимаю. Завтра вечером в часовне не забудьте вознести молитву за меня, — подмигнул Хилари.

— Я не очень компетентна в таких делах.

— Пусть вас это не тревожит. И вообще, часовню я припас для вас в качестве сюрприза. Поверьте, там чудесно.

— Вы хороший христианин? Ходите в церковь?

— В данном контексте, — уклончиво сказал Билл-Тасман, — вопрос так не стоит. Будьте ангелом, подайте вон тот шарик.

Примерно к полуночи они закончили и вместе отошли к почти потухшему камину в другой конец гостиной — полюбоваться плодами трудов своих.

— Электричества не нужно, только свечи, — сообщил Хилари. — Как в настоящей волшебной сказке. Какое чудесное дерево, дерево-мечта! Дети будут просто околдованы, как по-вашему?

— Они вас не разочаруют. Ну, теперь мне уж точно пора в постель.

— Как приятно было наряжать елку вместе с вами, я получил настоящее удовольствие, — произнес он, взяв художницу под руку и медленно уводя к выходу. — Знаете, даже почти выветрился из памяти весь этот мерзкий бред. Большое-пребольшое вам спасибо. А Найджелова «ветка поцелуев» вам понравилась?

В этот момент они как раз проходили под нею. Трой подняла глаза и ощутила на лице вкус поцелуя.

— Счастливого Рождества, — сказал Хилари.

Она мягко высвободила руку и ушла к себе.

Было уже совсем поздно, и Трой искренне удивилась, услышав за задней стенкой своего открытого платяного шкафа приглушенные голоса из спальни Форрестеров. Поначалу они звучали как бы издалека и слов было не разобрать, но вот послышались шаги, где-то буквально рядом с ней полковник весьма громко и твердо произнес: «Нет, дорогая, решено — окончательно и бесповоротно. Если ты этого не сделаешь, сделаю я».

Вслед за этим хлопнула дверь. В воображении Трой возник отчетливый образ рассерженной миссис Форрестер, врывающейся в собственную ванную, но уже минуту спустя образ этот пришлось отмотать назад и (соответственно доносившимся звукам) представить, как она вырывается из нее обратно. На несколько секунд ее голос тоже резко возвысился, хотя расслышать снова ничего не удалось. Поступь ее супруга снова отдалилась в пространстве. Художница с силой захлопнула дверцу гардероба и нырнула в постель.

III

Предрождественский день заглянул в окно тусклым лучиком декабрьского солнца. Вид из спальни Трой открывался классически очаровательный, словно на открытке. Такой вид художник мог бы смело обрамлять крошечными фигурками малиновок, праздничной мишурой и веточками остролиста. Снега сгладили под своим равномерным покровом острые приметы местного ландшафта, столь щедро разбросанные по нему художественным капризом Хилари.

За утренним туалетом Трой снова могла «насладиться» глухими отзвуками перебранки между Форрестерами и пришла к заключению, что теперь-то уж полковник точно полностью восстановил свои силы. Уже знакомая читателям тонкая перегородка между ее и соседским платяными шкафами впустила в комнату художницы не менее отчетливый перестук плечиков на перекладине.

— Доброе утро! — крикнула Трой во все горло и постучала в общую стенку. — Счастливого Рождества!

В ответ раздался мужской баритон:

— Благодарю вас, мадам. Я передам полковнику и миссис Форрестер.

Ах вот оно что! Маулт.

Тут же послышались его удаляющиеся шаги, какой-то невнятный разговор в отдалении, затем камердинер вернулся и со всей возможной деликатностью постучал обратно к Трой.

— Полковник и миссис Форрестер передают свои ответные поздравления, мадам. Они будут очень рады, если вы сможете к ним заглянуть.

— Буквально через пять минут! — проорала Трой. — Спасибо.

Приняв столь необычным способом полученное приглашение, Трой нашла полковника с женой в постели, в напряженных позах, с абсолютно прямыми спинами, под сенью огромного зонтика в зеленую полоску — такие зонтики вызывают невольные воспоминания о миссионерах Викторианской эпохи и славных строителях Британской империи. Холодное зимнее солнце бросало робкие лучи поверх одеяла. Облачены оба супруга были в ярко-алые халаты, воротники которых совершенно одинаковым образом обрамляли шеи владельцев — головы словно бы вырастали из чашечек гигантских цветков. Вместе они напоминали парное изваяние диковинных индийских богов.