Подземный художник - Юрий Поляков

И так жил он уже много лет.

От грязных, осклизлых, пахнущих настоявшимися помоями подъездов Свирельников давным-давно отвык и, если бы не наезжал изредка к матери, совсем бы, наверное, забыл о том, что встречаются еще, оказывается, и такие вот некрасивые места человеческого обитания. Лифт внутри был совершенно уничтожен: пластиковая облицовка «под дерево» содрана с удивительной тщательностью, словно за нее в неких приемных пунктах платили бешеные деньги. Дверь в квартиру выглядела совсем уж дико: буквально измочаленная, с десятком кое-как залатанных дырок от сломанных замков. Объяснялось это просто и грустно: запив, младший брат всегда норовил смыться из дому, чтобы продолжить хмельную безмятежность на оперативном просторе. Мать, естественно, ругалась, не пускала, запирала дверь и прятала ключ. Сначала Федька умолял открыть, стоял на коленях, плакал, потом требовал, угрожал, и наконец, когда безалкоголье в крови становилось невыносимым, он разбегался и плечом вышибал дверь. Однажды даже сломал ключицу. Потом, протрезвев и отболев, занимал у соседей денег, покупал в «Хозяйственном» новый замок и сам кое-как вставлял трясущимися руками, то и дело попадая молотком себе по пальцам и ругаясь сразу на нескольких языках, но в основном все-таки по-русски.

На звонок никто долго не подходил к двери, а из глубины квартиры доносилась ругань. Наконец послышался испуганный голос Зинаиды Степановны:

– Кто там?

– Враги! – раздраженно ответил Свирельников, хотя понимал, что таким образом брата оберегают от дурного влияния собутыльников.

Мать приоткрыла дверь, приняла коробку с тортом и сразу заплакала:

– Опять запил! Ты хоть с ним поговори!

– А толку?

– Может, в больницу?

– Ну конечно! Он тебе опять наплетет, что его не так лечат, и ты его снова заберешь!

– У него теперь знаешь какой бред?

– Какой?

– Заработаю, говорит, поеду в Германию и убью Вальтера, тогда Ирка сама вернется. Вот ведь, никак ее, сучку, не забудет!

– Никуда он не поедет и никого не убьет.

– Знаю… Жалко его…

– Себя пожалей!

За те три месяца, что он не видел мать, она еще постарела. На ее неопрятную ветхость было больно смотреть. Михаил Дмитриевич прошел на кухню. Младший брат сидел за столом. Перед ним стояла ополовиненная бутылка дешевой водки и закуска: красиво разделанная селедка, посыпанная кольцами красного лука, аккуратно порезанные соленые огурцы, вареная колбаса и бородинский хлеб. Начинал он всегда интеллигентно. Шел второй день запоя, Федька был оживлен, и на его курносом лице светилась задиристая мудрость.

– О, брат! – Он даже привстал от удовольствия. – Ты поймешь! Она не понимает. Она женщина. А ты понять должен!

– Чего ты не понимаешь? – тихо спросил у матери директор «Сантехуюта».

– Ничего. Плетет ерунду какую-то.

– Садись, брат! Женщина, рюмку старшему сыну!

– Нет, я сегодня – пас…

– Напрасно! Алкоголь – важнейший элемент земной цивилизации. Ты хоть знаешь, что организм сам вырабатывает алкоголь? Сам себе наливает, а?

– Слышал…

– Раньше вырабатывал много – и люди, понимаешь, ходили всегда под мухой. Представляешь? В мифологическом бессознательном это время называется золотым веком или раем. Потом началось оледенение, злаки и фрукты увяли, человек перешел с растительной пищи на мясную: мамонты и все такое прочее. Организм стал вырабатывать алкоголя значительно меньше. Жизнь стала хуже и грустнее – и люди сочинили сказку про изгнание из рая. Следишь за ходом мысли? Der langen Rede kurzer Sinn[1]: с тех пор приходится постоянно добавлять!

В подтверждение этого катастрофического обстоятельства Федька налил себе рюмочку, лихо опрокинул, поцеловал донышко и закусил перламутровым кусочком селедки.

– Вот! – всхлипнула мать и посмотрела на старшего сына так, словно он стал свидетелем чудовищного, ломающего божеские и человеческие законы происшествия. – Во-от!

– Что – вот? – разозлился Свирельников, которому в этот момент самому вдруг страшно захотелось выпить.

– Вот, говорю… – примирительно объяснила Зинаида Степановна. – Ведь умирать послезавтра будет!

– Буду! – кивнул Федька. – Но попытаемся взглянуть на проблему шире, как говорится, sub specie aeternitatis[2]. Если бы алкоголь приносил человечеству вред, то коллективный опыт давно бы его отторг. А ведь не отторг? Не отторг же! Почему? А потому что, являясь злом для отдельных индивидов, алкоголь – благо для человечества в целом, ибо служит естественным средостением между идеалом и гнусной реальностью…

– Господи, с ума сошел! – запричитала мать.

«А ведь правильно!» – невольно подумал Михаил Дмитриевич, но вслух сказал:

– Ты в зеркало на себя давно смотрел, индивид?

– Стоп! Только никакой антиалкогольной пропаганды! Zwei Seelen wohnen, ach! In meiner Brust…[3] На пятый день я сам себе говорю такое, что, если записать и выпустить под названием «Ни капли!», можно хорошо заработать. Но мать не понимает. Ты поймешь!

– Что я должен понять?

– К чему движется цивилизация!

– К чему?

– К новой религии! К новому культу…

– На бутылку молиться станут! – сквозь слезы съехидничала Зинаида Степановна.

– Молчи, женщина! – цыкнул Федька и вдохновенно продолжил, глядя на брата горящими глазами: – Ты думаешь, новый культ – это какой-нибудь вшивый экуменизм или дурацкий сайентизм? Нет! Понимаешь, это будет культ Кнопки. Великой Кнопки. Великой и Сакральной Кнопки! На площадях воздвигнут огромные кумиры Великой Кнопки! Построят храмы Великой Кнопки…

– Почему кнопки? – удивился Свирельников, ошарашенный такой неожиданной переменой темы разговора.

– Почему? – Федька схватил телевизионный пульт и нажал.

На экране возникли усатый мордастый шоумен и три озадаченных скобаря, мучительно соображающих, кто именно открыл Америку – Колумб, Магеллан или Америго Веспуччи… «Думайте! Думайте!» – призывал шоумен и при этом подмигивал телезрителям: мол, мы-то с вами знаем, что эти дебилы ни до чего хорошего никогда не додумаются. «Колумб?» – жалобно полуспросил-полуответил один из скобарей, глядя на телевизионного кривляку, как на Спасителя.

Федька нажал кнопку, гася экран, и задумчиво поинтересовался:

– Ты заметил, что большинство ведущих на телевидении теперь евреи, особенно в ток-шоу?