Лики старых фотографий, или Ангельская любовь - Юлия Ник

Просто она себя так завела, что и малюсенького храма Кханджурахо от Ларика не потребовалось. Всё само собой произошло.

— Может это больше заслугой Лёни было, — разочарованно думала она. Ларик ни разу даже не попытался быть нежным, или хотя бы внимательным. И даже от поцелуя, почти как и Воротов всегда, уклонился, буркнув что-то. Мальчик был явно не отёсан.

— Вот бы соединить тело этого и умение того — было бы в самый раз! — раздражённо подытожила Ольга Павловна, собирая бумаги на столе жюри в очень аккуратную стопку, как и всегда.

Хотя чем ей не нравилось тело «того», она бы не смогла определить. А признать, что тело «того» никогда ей не принадлежало по сути, а просто использовало её тело, как необходимую «прикладную» вещь, получая нечто своё, независимо от неё — ей было тяжело. Признаться в этом — означало расписаться в том, что она его не способна была даже просто привлечь, завести, заставить себя желать.

Леон делал это, как бы помимо неё, сам по себе. Можно сказать «не касаясь». Да, он приоткрыл ей немного себя, когда заставил её так желать и извиваться в его руках, и напугал её своим «В тебя!». Но это было в первый и в последний раз. Потом он ей таких праздников не устраивал. У неё даже закралась обидная мысль, что он специально так делает, чтобы она им не увлеклась чересчур. А она, ведь, почти серьёзно стала строить свои планы, имея в виду его, увлеклась… если бы не этот мальчик. Вот от него, от одного его прикосновения у неё ползли мурашки по телу, и в один момент намокали трусы, чего раньше с ней не бывало.

И этот, всем ей обязанный выскочка, не хочет смотреть на неё?!

Ничего. Нет в жизни ничего невозможного, тем более, что он без её помощи — только «возможность». А амбиции у него, насколько она смогла понять, были — ой! какие. Не чета Воротову, неудачнику.

Целый час ушел на вручение грамот, призов, дипломов. Получив, наконец, и свой приз, какую-то хрустальную абстрактную фигурку, укреплённую на зеленоватом куске змеевика, с табличкой, удостоверяющей, что они победители, мужики начали потихоньку «вытекать» из зала, Темнело уже, а до дому ехать да ехать, ещё и из гостиницы всё забрать надо. Стайкой остановились у буфета, в котором кроме сухих молочных коржиков да воды газированной «Дюшес» уже ничего не оставалось.

— Ну чо, мужики? За победу! Теперь отыграть эти концерты и за пахоту. Пятаков совсем зверем смотрит, — подняв стакан с шипящей газировкой, как шампанское, подытожил Роман Лавров

— Ничо. Теперь подмажем. Наверняка пригласят куда-нибудь? — голос Ларика сошел на «нет» под взглядами мужиков.

— Ларик, а тебе не надоело?

— Да, вы чего так смотрите? Я, ведь, про то, что пока не отпоёмся на всяких этих торжественных собраниях никому же житья не будет. Ни нам, ни Пятакову, ни парторгу, ни Вороту. Это же и козе понятно. Взялись уж за гуж — поздно белым флагом размахивать. Выдержим. Надо только с умом.

— Вот! Правильно, товарищ Арсеничев! Надо правильно сочетать личные и общественные интересы. Посевная в этом году припозднится. Не мне вам, специалистам, об этом говорить, — «Чернобурка» незаметно и неизвестно откуда выплыла и подкралась к ним сзади. — Ну вы же не сможете оставить праздник Первого Мая, День Победы без ваших песен. Это будет нечестно. Пятакову поможем. Пришлём ему, в конце концов, помощь. А потом… да хоть всё лето и до октябрьских праздников — свободны! Договорились, товарищи? Причём, я вам по секрету скажу, что материальное поощрение будет весьма значительным. Выделили средства ради такого знаменательного события. Мы понимаем, что от вас потребовались недюжинное напряжение сил, вы отняли время от своих семей. Но! Мы же самая Великая страна в мире! И мы умеем отмечать дорогие каждому российскому сердцу даты. На вас надеются все: и простые граждане, и ваши односельчане, и высшее руководство области. Вы — наша гордость, вы — наша трудовая интеллигенция в самом высоком смысле этого слова. Вы начали новую страницу в художественной самодеятельности нашей области, на уровне лучших столичных образцов. Я лично благодарю вас от имени облисполкома, товарищи. Спасибо. А теперь мне надо с вашим руководителем обсудить пару вопросов. Вы свободны, товарищи.

Мужики, огорошенные и деморализованные внезапным появлением Синициной и таким разворотом дел, помявшись, стали спускаться, виновато оглядываясь на Ларика, который оставался один на один с этой говорливой бабой. Только Строгин не растерялся:

— Ларик, я тебя вон там, у колонны подожду. Нам же ещё в магазин надо успеть, ты не забыл?

— Ага, — облегченно ухватился Ларик за соломинку, — я помню. У меня целый список тут в кармане.

— Вот-вот, а я твоё пальто возьму, давай бирку, — Строгин выиграл эту дуэль у Чернобурки, не расчехляя пистолетов.

— Ты так торопишься? Я думала, что ты задержишься в городе. Думала, что мы отметим твой триумф в неформальной обстановке, я столик заказала, храм Кханджурахо немного повысим…

— Что? Какой храм?

— Ты не знаешь этот храм?

— Нет, я в храмах вообще не силён. Извини. Надо ехать. ты уж тут со своими… этот храм… отметь. Дома все волнуются.

— Кто все? Твоя спасенная жиличка? — глаза Ольги сыпали горячие искры. У Ларика аж зубы заныли, так захотелось её отбрить, но сдержался.

— И она тоже. Она не просто «жиличка», как ты говоришь. Она — член нашей семьи.

— Даже так?! Неожиданно. И как вы её с Леоном делите, интересно было бы знать?!

— Ольга, ну чего ты злишься? Я же попросил у тебя извинения. Я был в дуду пьян. Я виноват. Но я просто не успел поесть, а на голодный желудок…

— Всё ясно! Виноват он! Трус! Неумеха! — слова летели в Ларика, как стрелы одно за другим, но на почве принятого им на вооружение пофигизма, не приносили ему ощутимого вреда. Это почувствовала и Ольга.

— Ладно. Личное — это личное. Но концерты, будь уж так добр, проведи на высоте. Ты не один, в конце концов, всё это создавал. Отработай!

— Хорошо. Я понял.

— Позвонишь мне…

— Нет, нет. Лучше ты Воротову звони, если что. Всё-таки он — мой начальник, я привык соблюдать субординацию.

— Да?! А что же тогда ты её вчера не соблюл? А сейчас хвост поджал? Пока мы в одной связке, запомни! Это вам не ваш задрипаный клуб с обносками на окнах. Здесь уже власть!

— Я понял. Ну, извини, меня ждут, — Ларик, даже не кивнув, повернулся и сбежал вниз, где Строгин приготовился, шутя, «подать» ему