Самая хитрая рыба - Елена Михалкова

С туфлей дело пошло на лад. Я расковыряла каблуком небольшое углубление, а затем с размаху ударила в него локтем.

Перегородка хрустнула и провалилась.

Расширить ее было вопросом времени. Наконец, изнемогая от усталости, я протиснулась сквозь нее и оказалась…

Нет, не в комнате Лизы. Мне пришлось снова шарить по стенам, чтобы найти выключатель, но когда зажегся свет, я забыла даже о мучающей меня жажде.

Вокруг было тесное помещение, длинное, как вагон, чуть меньше гардеробной, из которой я только что выбралась. Совершенно пустое, не считая табуретки и двух больших сумок на полу. С противоположной стороны я увидела дверь в стене, ровно напротив дыры, которую я проделала.

Если бы и она оказалась заперта, я бы умерла на месте. Меня поддерживала только надежда на спасение. И еще, сказать по правде, любопытство. Что это за тайная комната? Зачем она? Чьи вещи в сумках?

Толкнув дверь, я почувствовала, что она подается. Что-то мешало с другой стороны, но мне удалось расширить щель достаточно, чтобы просунуть голову. Святые небеса! Гобелен!

Где пройдет голова, пройдет и все остальное. Повторяя про себя эту утешительную ложь, я протиснулась наружу, выползла из-под ковра и упала без сил на детскую кровать.

Воды, воды!

Я доковыляла до туалета – он был ближе – и открыла кран.

О, вода! Я глотала ее жадно, задыхаясь и давясь, и даже если бы Мансуров возник в дверях, не прервалась бы ни на секунду. Живот у меня раздулся, как у рахитичных детей. Когда я опустилась на пол, во мне булькало, колыхалось и плескалось море водопроводной воды.

В последний раз мне было так плохо и так хорошо одновременно, когда я объелась черешней на свой шестнадцатый день рождения.

На кухне нашлась овсянка. Я сварила мышиную порцию, умирая от запаха еды; съела две ложки пресной жиденькой кашицы. Почему-то страшно хотелось мяса с кровью.

Потайная комната не выходила у меня из головы.

Едва придя в себя, я уже ковыляла к детской.

Итак, дверь. Дверь в стене, закрытая ковром. Несомненно, предполагалось, что и эту крошечную комнатку будут использовать – быть может, как альтернативу встроенному шкафу, – но она не пригодилась. Дом и без того слишком велик для трех человек.

Я сняла оленей, свернула и отложила в сторону. Сумки! Зачем оставлять здесь сумки? Отчего не в кладовой, не в гардеробе, где полно места? Непохоже, что их забыла бригада…

Я присела на корточки и принялась рыться в ближнем бауле.

Если бы четверть часа спустя кто-то заглянул ко мне, думаю, его впечатлило бы выражение моего лица. Даже щель в стене не так поразила меня, как содержимое сумок.

Лекарства в дозировке для детей.

Копии документов на двух человек, нотариально заверенные.

Вещи для ребенка: две пары штанишек, теплая кофта, футболка, трусики, пижама и курточка…

Вещи для взрослого – первой необходимости.

Самый простой кнопочный телефон.

Отдельно от него – сим-карта.

Банковская карта, выпущенная две недели назад.

Обувь: одна пара для ребенка и одна – для взрослого.

Наличные деньги: пятьдесят четыре тысячи триста восемьдесят рублей.

Атлас автомобильных дорог.

Швейцарский нож.

Кипятильник.

Но самое главное – записка! Записка, лежавшая на второй сумке, сверху, с одним-единственным словом, выведенным красными чернилами: КОСЯ.

Святые небеса!

Да, у меня нет детей. Но я поняла, что это означает. «Не забыть положить в последний момент любимую игрушку дочери».

Она обо всем позаботилась, моя маленькая Наташа, которую я считала простодушной глупышкой. Сколько времени у нее ушло на то, чтобы отложить эти деньги? Приобрести запасной телефон?

Она готовилась к побегу заранее. Заказала в банке другую карту. Наверняка оформила ее так, чтобы извещения приходили на новый номер. Может быть, ей даже удалось что-то положить на счет, хотя я уверена, что у Мансурова ведется строжайший учет финансов.

Она знает, что задумал ее муж. Или просто панически боится – боится до такой степени, что готова на побег вместе с ребенком.

Все, чему я была свидетелем в эти дни, оказалось притворством. Она маленькая лгунья; зверек, намеревающийся удрать из клетки, когда хозяин на секунду отвернется.

Мне вспомнился наш разговор, моя попытка предупредить ее об опасности. Наташа перехитрила и меня! Я поверила, что она влюбленная дурочка. Или же – при этой мысли я помрачнела – именно тот разговор и натолкнул ее на идею побега.

Но если это так…

Тогда выходит, что Наташа действовала слишком торопливо. Мансуров изворотлив, хитер и подозрителен! Ей удалось бы провести кого угодно, но не его.

Быть может, суточное заточение обострило мои страхи. Но только, сидя над сумками, приготовленными, чтобы исчезнуть из одной жизни и появиться в другой, я была уверена в одном: Мансурову известно, что собирается сделать его жена.

Он наблюдает за зверьком, прогрызшим в решетке дыру, и в руках у него дробовик.

1

«Мы знаем практически все», – сказал Макар.

И Сергею ничего не оставалось, как согласиться. Они знали практически все о Мансурове. Кроме одного: зачем он хотел убить жену.

Стучали колеса. Проводница разносила чай. За окном прыгали деревни, березы, ельники, станции, железнодорожные столбы… Поезд вез их в Москву.

Илюшин разложил на столе свои рисунки и потер глаза.

– Зато у меня почти не осталось сомнений в том, кто убил Бережкову, – сказал Бабкин, рассматривая карандашные наброски.

– Как будто раньше они были.

– Но теперь сходство бросается в глаза. В обоих случаях пожар скрыл следы. Отца Белоусова он убил в ссоре, а старуху – обдуманно, чтобы не мешала разобраться с женой.

– Не напоминай мне о жене…

На том месте, где должно было быть изображение Наташи Белоусовой, красовался большой пузырь. Что-то мешало Макару нарисовать сестру Максима, и Илюшин сердился.

Но все остальные располагались вокруг. Они толпились на листах, заглядывали в глаза. Тонкий длинный сурикат с челкой – Петя Дидовец. Старик с посохом – Шаповалов. Странный хищный зверек с несчастной мордой – Пронин. В сгорбившейся фигуре, сидящей на троне, Бабкин узнал Мансурова. Белоусов почему-то оказался птицей с длинной шеей.

Сергей попытался среди остальных существ, вовсе ни на что не похожих, отыскать Еву Полетову, но не смог. Они все, на его вкус, были слишком милые.

– А где змея? – осведомился он. – Где эта зубастая тварь?