Здравствуйте. Я – любовница вашего мужа - Катя Абель

И не только за дверь, я спущусь вниз по лестнице, открою подъезд, выйду на улицу, и пойду долго-долго, далеко-далеко, только вы меня и видели.

Я сойду с этого поезда.

Я не ответила на три его сообщения по приезду.

Я не выношу, когда кто-то один в отношениях – будь то дружба, любовь, секс, что угодно – берёт на себя смелость наказывать другого за проступки. Как школьная училка с указкой в руках: это кто у нас тут хулиганит? Иванов? Останешься сегодня без мультиков.

Нет, ребята, я до такого не опускаюсь. Вы – не школьники, я – не училка. Если голова самостоятельно не варит, значит, нам с вами – в разные стороны.

Я – не учу. Я пытаюсь сойти с поезда, поэтому игнорирую. И плачу, глядя за дождливое весеннее окно. Потому что отказываться от любви – очень больно.

И он замолчал. Три его сообщения без ответа, и – здравствуй, свобода!

Я иду по солнечной улице – весна! – в наушниках – тынц-тынц – оптимистические ритмы! Я – свободна от него, я – счастлива! Я смотрю на трёхлетних детей и не сжимаюсь внутренне от собственной вины перед ними. Я не сплю с их папой, я – свободна! Я смотрю на целующиеся парочки и думаю: скоро и я буду целоваться на улицах! Я прохожу мимо цветочных ларьков – боже, как давно мне не дарил любимый мужчина цветов! Всё есть, всё будет! И я сяду в красивую машину, и поеду на залив, и буду сидеть в ресторане, а после – целоваться у самого моря, все это будет скоро, потому что я – сво-бод-на-я!

А ночью, когда выключаю свет, взбиваю подушку, прячу нос под одеяло, думаю: хоть бы мне ещё разок рядом с ним поспать… Плевать, что я не могу заснуть, когда мы вместе, мне бы обнять его, уткнуться в его спину, поцеловать в плечо…

И так это всё нагнетается как-то, нагнетается… И я всё чаще думаю: мне бы поспать с ним рядом ещё, хотя бы разок… Просто полежать вместе, пусть даже спиной друг к другу. Когда он такой, каким его не знает почти никто. Или вообще никто не знает.

И – мысль неотступная – весь следующий день: если он мне ещё раз напишет, я отвечу. Напиши мне, напиши мне, напиши мне четвёртое сообщение… Не пишет.

Вечером я смотрю свой любимый фильм «Мужики!». Я думаю, если сердце растревожено, то чего его жалеть? Я надрываю его талантливым фильмом: пусть работает. Я плачу через каждые десять минут, потому что нервы мои расшатаны как никогда. Болевой порог – очень низкий. Я плачу за девочку, которая смотрит на отца, что возник перед ней через тринадцать лет. Я плачу за отца, который жил тринадцать лет и не знал, что у него есть девочка. Я плачу, когда собака несётся за машиной во весь опор, потому что на ней уезжают ее хозяева. Я плачу навзрыд в финале, когда немой цыганёнок, кидается в центр собачьей драки и из последних сил прорывается сквозь неё – криком: «Мужики!».

Плачу в голос, на удивление своему коту, потому что плачем выходят из меня моя тоска, моя боль, моё очередное фиаско…

Выключая компьютер, просматриваю почту, и вижу письмо от него: «С тобой всё в порядке, я надеюсь?»

Ты волнуешься за меня. Ты стучишься, хоть тебе и не открывают. Ты долбишься в закрытую дверь. Значит, я нужна тебе.

Я не училка, я тебя не наказываю. Я попыталась от тебя сбежать, не получается пока.

И следующим вечером, в восемь часов, я иду по улице Маяковского, смотрю на солнце, садящееся за крыши, и слышу в воздухе запах весны. Ещё снег лежит повсюду, а в восемь вечера уже светло, и солнце отражается в витринах так, будто уже апрель, или даже май. И думаю: какое счастье! Как же хорошо жить на свете, когда такая весна! И я пишу тебе сообщение. Ну, почему я должна себя сдерживать, когда в душе моей поют птицы? Я пишу тебе: «Как же хорошо, что Весна!» И получаю ответ.

Соскочить с поезда опять не получилось.

***

Я до сих пор не понимаю, как так вышло, что держит меня около этого немолодого, тяжёлого человека.

Яна говорит, что я получаю от него нечто такое, что мне необходимо, поэтому и терплю эти американские горки – виражи и перепады.

Я пытаюсь вычислить, что же я получаю.

Статус? У меня нет статуса. Я – тайная, скрываемая от всех женщина по ту сторону морали. Никто кроме Яны и Ани не знает о моем подпольном романе с народным артистом.

Я не получаю никакой материальной выгоды, ну вот не малейшей.

Я не получаю досуга – он работает целыми днями.

Никто не возносит меня в этих отношениях, так что тщеславие мое здесь тоже не греется.

Перспективы в продолжении – нет, планы на будущее исключены.

Тогда что? Что тогда?

Какая-то иррациональная любовь к нему – всей моей сутью, всей внутренней силой. Замешанная, как мне кажется, на ощущении боли, его боли.

Мой мудрый, тонкий, тёплый человек, я знаю, какими бесами ты раздираем.

Это цена, которую ты платишь за свой дар.

Талант – это аномалия, выход за норму, глупо судить его по законам нормы.

Талант – это не только свет, это сила неконтролируемая, неподвластная, которая накрывает тебя темнотой и несет в неизвестность.

Отсюда – алкоголь, запои, психиатрические больницы, срывы, страхи, попытки убежать от себя. Это то, с чем приходится жить постоянно.

Я слышу эту темень нутром своим, я слышу борьбу твою с ней, и временные победы, и очередные капитуляции, и заглаживаю, зацеловываю, зашёптываю твои страхи: пусть будет всё хорошо у тебя, пусть всё у тебя будет хорошо, Господи, помоги ему…

Когда мы собираемся по утрам, я хожу мимо него голая: в душ, из душа, за расчёской, косметичку в комнате забыла, чайник поставить… Он целует меня коротко, проходя мимо. В шею, в спину, в плечо, куда попадает, и дальше идёт по своим делам.

«Я тебя люблю» – «Я тоже тебя люблю».

Вот странное дело, я не знаю, как бы хотела, чтобы дальше развивались события. Можно представить себе, что у него начинается новый проект в Петербурге, скажем, съёмки в каком-нибудь сериале еще на полгода, и наши отношения продолжатся в том же режиме… Но я не хочу так больше. Я не хочу еще полгода жить в этой яме, с жаркими встречами раз в неделю и длинными бессмысленными днями, полными одиночества в пустой квартире. Отношения без будущего.

Можно представить – ну, фантастический совсем вариант берём – что он зовёт меня за собой в Москву, снимает мне там квартиру, и наши отношения продолжаются в этом же примерно ритме, но уже на его территории. Я не хочу. Я не хочу жить в любовницах, в тайных, преступных любовницах, ни на что не иметь право: ни на совместное время, ни на совместный выход, ни на общего ребёнка. Я не хочу. Эта яма еще глубже предыдущей.