Знак Зевса - Анатолий Гаврилович Ильяхов

эфесцев и граждан других государств. Это больше укрепит доверие к трапезитам Эфеса, привлечёт много средств богатых заёмщиков. А если враги-завистники из прочих городов надумают воевать с Эфесом, пусть знают, что им придётся иметь дело ещё и городами-полисами, что хранят свои денежные запасы в храме Артемиды!

Удивительно, но Крез не обиделся на эфесцев, хотя не отступился от замысла получить покровительство самой Артемиды. Он долго соблазнял граждан золотом, и эфесцы наконец уступили. Договорились поделить с царём затраты пополам.

* * *

Строить храм наметили на месте развалин древнего святилища, в прежних размерах и на готовых фундаментах. Когда приступили к работам, в земле вокруг обнаружилось немалое число изображений богини Артемиды из дерева, бронзы, а то и более ценных – из слоновой кости и серебра. Пришлось отступиться от предварительного решения, нужно было искать иное место для нового храма. Среди эфесцев нашелся зодчий – Харсифрон, известный возведением подобных храмов на Крите. Так как он был в преклонном возрасте, при нём состоял сын Метаген, тоже зодчий.

Когда Харсифрон показал согражданам свои чертежи, каким видел храм, все восхищались удивительной красотой, строгими формами и оформлением. И тут оказалось, что местный мрамор имел невыразительный серый цвет, к тому же в работе у каменотёсов был хрупкий – выходило много брака. Пришлось его отвергнуть, а другого камня в округе не имелось. Но случилось чудо!

Пастух Пиксодор в какой-то день, как обычно, выгнав общинных овец за стены города, с интересом наблюдал, как два барана выясняли отношения. Бились крепкими лбами, треск стоял в воздухе, и один баран, промахнувшись, с силой ударил рогами о скалу. Посыпались каменные осколки… Пиксодор, заинтересовавшись, поднял кусок и удивился, настолько белым он был. Будто заснеженная вершина божественного Олимпа! Будто неведомая сила заставила пастуха забыть о стаде и, держа в руке камень, побежать в город. При этом он истошно кричал: «Я нашёл! Я нашёл!» Люди, которые его видели, привлечённые необычным его видом, поворачивали за ним вслед, бежали и тоже кричали: «Он нашел! Он нашел!» – хотя толком никто не мог понять, о чём идёт речь…

Когда пастух в окружении галдящей толпы наконец добрался до городской площади, агоры, он, продолжая держать над головой белый камень, рассказал, как было дело. Горожане отослали несколько человек удостовериться, так ли это, и когда всё подтвердилось, с ликованием восприняли хорошую весть: они говорили, что это сама Артемида подала им знак. Пиксодора подняли на руки и так понесли по городу, будто героя-атлета, олимпионика. С тех пор к Пиксадору добавилось новое имя – «Евангел», что означало «Человек, который принёс благую весть». Двух баранов, «героев» дня, «отблагодарили» – принесли в жертву Артемиде: богине достались лакомые кусочки жира и клочок шкуры, а жрецы и прочий люд с аппетитом ели жертвенное мясо на священной трапезе.

Зодчий Харсифрон обследовал неожиданно открывшиеся залежи мрамора и сказал своё слово, что камня достаточно и он действительно отличного качества. Место под храм Харсифрон выбирал внимательно, поэтому непозволительно долго. В самом городе решили не строить – теснота. Рядом с городом выгодных площадок не оказалось. Зодчий указал на долину у реки, куда горожане выгоняли на выпас домашнюю скотину, на заросший зелёным кустарником цветущий берег Каистры, над которым летали огромные птицы с длинными шеями, сверкая на солнце белым оперением, – лебеди. Но когда начали рыть котлован, неожиданно проступила подземная вода – губительное проявление древнего болота. Эфесцы приуныли, требовали от Харсифрона перемены площадки, а он не собирался отступать. Сказал, что это даже неплохо, поскольку из заросшего болота можно будет сделать надёжную «подушку» от землетрясений – довольно частого явления в здешних местах. Для начала придумал выполнить дренаж из крупных камней, чтобы решительно понизить уровень подземных вод. Затем котлован засыпали слоями – древесный уголь вперемешку с овечьей шерстью. Каждый слой уплотняли каменными катками, а поверх послойно засыпали землю. Чтобы надземные конструкции храма оградить от грунтовой сырости, стилобат – платформу храма, приподняли на два метра над поверхностью земли.

Неожиданно возникло другое препятствие. От мраморного карьера, где высекали из скалы несущие конструкции, проложили дорогу длиной в шестьдесят стадий. Но готовые фундаментные блоки, детали колонн, балки и прочие части не было возможности вывезти. Они просто тонули на дороге от собственной тяжести! Вязли повозки, волы калечились, люди роптали… Харсифрон ходил несколько дней мрачный, пока не распорядился, чтобы колонны, состоящие из отдельных «барабанов» до двух метров в диаметре, не перевозили на повозках, а… катили. Для этого по центрам «барабанов» сверлили отверстия, куда вбивали толстые железные прутья – получалась прочная «колёсная ось». Её закрепляли расплавленным оловом, цепляли длинные жерди – каток готов!

По чертежам Харсифрона цоколь храма возводился из плит песчаника в виде укрупнённых ступеней, нечётным количеством. Так было нужно, чтобы паломники, поднимающиеся наверх, правой ногой касались первой и последней ступеньки, как требовал древний обряд. Каменная платформа основания храма имела по ширине восемьдесят метров, по длине – сто тридцать. Сам храм имел размеры шестьдесят на сто три метра. Стены возводились из паросского камня, которые затем облицовывались мраморными плитами. Двадцать шесть колонн имели базы, украшенные почти двухметровыми барельефами. Огромные мраморные «барабаны» колонн ставили друг на друга с помощью прочных канатов и хитроумной системы блоков, облегчающей и увеличивающей грузоподъемность; «барабаны» скреплялись между собой по центрам металлическими штырями.

Треугольный фронтон храма – трихорий – скульпторы украсили роскошной композицией. Его вершина отстояла от земли на двадцать пять метров, а над ней возвышалась величественная скульптурная группа из мрамора, изображавшая Артемиду, вооружённую луком, рядом нимфы и лань. По углам фронтона четыре изваяния быков гигантских размеров. Кровлю покрыли не обычной обожжённой черепицей по деревянным стропилам, а мраморными плитками, по примеру храма Зевса в Олимпии. Мраморный резной бордюр украшал кровлю по всей длине.

Храм строился почти сто двадцать лет, с перерывами, поэтому Харсифрон не удостоился чести сдать свой объект при жизни. Он успел построить основание храма, часть колоннады и стены. Проект продолжил Метаген, но и он не успел завершить дело отца. Ему пришлось решить сложнейшую инженерную задачу по устройству архитрава – связующей конструкции по верху колонн, когда на высоте почти двадцать метров надо было ставить огромные каменные балки на колонны! По периметру храма, периптеру, находилось сто двадцать колонн, в два ряда, и на каждую по наклонной плоскости следовало втащить вручную и аккуратно опустить многотонную балку, не повредив сложную капитель, верх колонны. Метаген вспомнил рассказы отца о строительном искусстве древних египтян: на вершину колонны балки клали на мешки с песком,