Письма. Том III. 1865–1878 - Святитель, митрополит Московский Иннокентий

подобные вещи могут быть устраняемы присутствием начальствующих. Но все-таки, кажется, можно обойтись без особых занятных комнат, определив для этого т же классы.

Хорошо, если бы воспитанники, выходя в свет, могли иметь в своих помещениях по несколько комнат, тогда, конечно, можно допустить и в училищах различные помещения. Но как самая большая часть из наших семинаристов по выходе в свет должны будут жить в простой избе с одной кухонною печью, то не лучше ли и в училищах давать им помещения по-теснее и по-проще на том же основании, что переход с худшего на лучшее положение всегда приятен, а обратный даже вреден.

Дозволяю себе сказать кое-что и об научной части наших семинарий.

Я слышал, что в академиях наших некоторые науки преподаются в том же самом объеме и даже по тем же самым запискам, по которым преподаются они в семинариях. Почему это так? Я понимаю, что одну и ту же науку можно преподавать там и тут и даже начать в училищах, но не иначе, как в каждом учебном заведении для каждой науки должны быть свои известные границы. Значит, у нас такое разграничение еще не совсем учреждено.–

Многие из наших говорят, что некоторые предметы учения, введенные в семинариях наших в позднейшее время, как чуждые для нас, надлежит исключить, как-то: медицину, сельское хозяйство, землемерие и проч. Мне кажется, что нельзя совсем согласиться с таковым мнением. Землемерие и другия подобные точно можно исключить, потому что, напр., первое может быть полезно нашему духовенству не долее того времени, пока будут размежеваны все земли. Сельское же хозяйство исключить совсем, мне кажется, ненужно, потому что многим из наших воспитанников приходится и придется служить в селах и след., так или иначе, заниматься сельским хозяй ством. Но учить этому предмету надобно не теоретически, а практически и преимущественно в летнее вакационное время, заставляя учеников, напр. копать, садить и ухаживать за огородными овощами и проч. Теорию же они, если захотят, узнают современем сами и без наставников.

Что же касается до медицины, то, по мнению моему, эту науку не только не исключать, но напротив надлежит вместо учения оной по лечебникам учить прямо анатомии, как следует, и затем отчасти и другим предметам медицинским так, чтобы всякий священник, имея достаточные и основательные понятия о составе человеческого тела и некоторых врачествах и способах врачевания, мог бы подавать правильные советы и пособия нуждающимся. Ибо врачи у нас не везде, а, между тем, это может быть весьма полезно и для священника, и для прихожан его не в одном отношении. И кроме того учившийся таким образом медицине в семинарии воспитанник, в случае неспособности или невозможности поступить в духовную службу, с большим удобством может поступить в медики, дослушав медицинскую науку в университете. Следов., это может служить новым способом пристраивать к местам наших воспитанников.

Воспитанник, выучивши анатомию, может познать только самого себя (cognosce te ipsum); но, по мнению моему, этого еще мало, ему надобно еще достигать познания о Творце Своем из Его творений. Я хочу сказать, что кроме медицины в семинариях наших нужно преподавать и некоторые предметы из естественных наук, прибавив для сего два года к курсу семинарскому. Иначе воспитанники наши с обыкновенными познаниями, приобретаемыми в семинариях и даже академиях, всегда людям светским будут казаться мало образованными, если еще не хуже; и это так и должно быть, потому что в нынешнем свете почти никогда не заводят речи и не желают слышать о предметах духовных и религиозных, которые воспитанники наши знают иногда превосходно. Следовательно, им негде показать себя, кроме проповеди, которые также слушаются очень немногими.

Но когда бы воспитанники наши, при своих познаниях о духовных предметах, имели достаточные и верные познания в науках естественных, тогда они не только могли бы поддерживать в обществах многие интересные разговоры, но и могли бы иногда направлять их в духовную пользу, особливо если притом сердце их будет избыточествовать, если не любовью, то, по крайней мере, желанием добра беседующим.

Увеличение курса в семинариях двумя годами будет полезно, между прочим, и потому, что иногда у нас слишком молодые оканчивают курс, а через это они будут выходить из семинарии двумя годами постарше. А, между тем, при таком учреждении, т. е. когда будет сделано распоряжение повсюду вместо 6 лет держать учеников в семинарии 8 лет, в течение этих прибавочных двух лет весьма многие из кончалых (если не все) получат место. Самая же большая невыгода от этого будет только своекоштным ученикам и их родителям. Но зато дети их двумя годами менее будут в причетнической должности или в диаконском сане.

И если уже начать исключать из предметов учения в наших училищах так называемыя чуждыя нам науки, то можно и надобно исключить некоторые и из наших собственных, которые тоже без пользы отнимают время и мучат учеников. Напр., преподавание Церковного Устава, изучение которого должно быть на практике, и учения о богослужебных книгах, да и самые языки, как мертвые, так и живые, могут быть преподаваемы не везде. Напр., для чего учить французскому или немецкому языку семинаристов Сибирских и других внутренних епархий? Лучше эти заменить или местными языками или чем- либо другим. Тоже можно сказать и о еврейском язык. Для чего преподавать его во всех семинариях?

Заставлять лучше вместо языков выучивать наизусть все изречения Иисуса Христа, находящияся в Евангелии, и если не все, то важнейшие тексты из Деяний и Посланий Апостольских, и выучивать не иначе, как по-славянски. Это будет богатым и драгоценным запасом и великим пособием для воспитанников наших и при сочинениях проповедей, и при обыкновенных беседах и наставлениях.

Спрашивается: нужно ли преподавать русскую грамматику в училищах наших? Конечно, нужно, но только не так и не тогда, когда она преподается у нас ныне[259]. Напр., для чего мучить детей над изучением всех правил и исключений о родах, падежах, временах и проч., когда каждый из детей наших, даже малых, не ошибается ни в том, ни в другом? и сколько убивается времени над этим почти совершенно напрасно? А, между тем, ученики могут получать понятие о различии частей речи русского языка и о их главных принадлежностях при изучении латинской грамматики, которая везде преподается не на латинском, а на природном языке. Следовательно, говоря напр. о падежах или родах латинского языка, можно сказать, да, кажется, и нельзя обойтись без того, чтобы не сказать, о падежах или родах русского языка. Русскую грамматику, по мнению моему, надобно проходить