Океан для троих - Реджи Минт

выше почти на голову и шире в плечах. Вся его фигура излучала тяжелую мощь. Недобрую мощь.

И первый раз Дороти в голову пришла мысль, что нити-паутинки не только привязывают Дорана к себе, но и сдерживают то, во что он превратился.

Доран чуть повернул голову, просто обозначая, что слышит голос, но отвечать не стал, вместо этого опять начал поднимать руку с Рогом вверх. Дюйм, еще дюйм, еще…

И Дороти поняла, что теперь Доран уже не остановится сам. Что бы ни связывало его и этот мертвый корабль — оно победило, целиком захватив волю, а значит, действовать надо немедленно.

И командор Дороти Вильямс, маленькая Дороти, подруга по самым шебутным играм, которая всегда была рядом, шагнула вперед.

Паутинки, за время раздумий успевшие незаметно оплести ее ноги, попробовали сопротивляться, но сила Дороти все еще была при ней.

Выдирая сапоги из этой липкой белой гадости, она сделала три самых важных шага в своей жизни, а потом одним легким движением разорвала ткань у себя на горле, подхватила пульсирующее Сердце Океана и вдавила его в черную руку Дорана Кейси, разрывая его сделку.

Ту, самую первую. Заключенную с демонским исчадием в алантийском кабаке.

И чуть не умерла за следующие три минуты.

Потому что когда у тебя под ногами только что был корабль, а потом раз — и пустота, и ты летишь вниз да еще пытаешься поймать в воздухе своего друга, который без сознания и плавучестью не отличается от топора, — тут очень сложно не утонуть самой.

Но Дороти сумела пробарахтаться на поверхности, удерживая над водой потерявшего сознание Дорана, до того момента, когда сразу несколько рук ухватили ее за плечи и рванули наверх, в шлюпку.

— Морено, — прокашляла она. — Ты удивительно вовремя.

— Терпеть не могу тонущих женщин, — рассеянно отозвался тот, затаскивая в шлюпку Дорана.

Опасалась Дороти зря — Сердце Океана впилось в нового хозяина с не меньшей жадностью, чем вгрызалось в горло ей самой. Распласталось по черной демонской руке, растеклось по запястью рубиновым браслетом, отделяя человеческую плоть от того, что раньше было туманом, а теперь стало подобием черного дерева. Каменно-твердым, но теплым на ощупь.

— Он теперь живой, этот парень? — недоверчиво спросил Черный Пес. — Точно живой?

— Похоже на то, — Дороти осторожно коснулась шеи Дорана. Кожа была холодной, но там под ней все равно ощущалось биение жизни. — Эти проклятые камушки — мерзость, но иногда плохое и плохое дает хорошее. Очень редко. Если сложить. Я подумала…

— Что Сердце Океана отменит любую сделку?

— Да, — Дороти устало откинулась на борт. — Когда много читаешь — много думаешь. Ведь призраки бороздили здешние воды и раньше, а значит, камни служили им основой издавна, а сирены пришли всего десять лет назад. И с камнями они не связаны. В тех книжках, что ты достал в храме, наверняка говорилось подробнее, жаль я не смогла в них заглянуть.

— Иногда я завидую тому, сколько всего умного умещается в твоей голове. Но потом понимаю, сколько глупости там рядом — и успокаиваюсь, — ворчливо отозвался Черный Пес. Шлюпка стукнулась в борт “Каракатицы”. — Пойдем, надо перенести его ко мне в каюту…

— Нет.

— Что? — Черный Пес так удивленно задрал брови, что они почти залезли под головной платок.

— С ним все будет хорошо. Он живой — и это главное. И кстати, он тебя не помнит. Поэтому не забудь представиться… как ты там любишь говорить, пена морей, дно дна, единственный и неповторимый Рауль Морено. Мне кажется, ты Дорану — живому Дорану — понравишься. У вас с ним одинаковый дар встревать в приключения на ровном месте.

— То есть ты?..

— Возвращаюсь на “Свободу”. Мне еще предстоит исписать сто фунтов бумаги, излагая историю полковника Филлипса, который пытался продать иверцам некий артефакт, в сговоре с губернатором выкупленный у пиратов. Я вернусь в Йотингтон, — Дороти постаралась придать своему лицу невозмутимое выражение.

Это было сложно, все время хотелось смотреть на Дорана, на то, какие бледные у него щеки, на то, как вздымается и опускается широкая грудь, на капли воды, которые скатываются с его губ. Смотреть было нельзя, и невозможно было не смотреть.

Поэтому она отвернулась.

— Значит, история закончена? — тихо спросил Морено.

— Да. Я дала слово Черной Ма и теперь беру его обратно. Я верну в порт “Свободу”, сильно поумневшую команду… Кстати, как мои люди, они?..

— Из солдат не выжил никто — твой сволочной полковник с их собственным капитаном всех перетравили. В жертву. Пытались найти Рог и отогнать призраков, а когда поняли, что не выйдет — придумали его продать. С команды взяли клятву на крови, и те слова не могли сказать, пока Филлипс на борту лютовал. Теперь зато болтают — не заткнешь. Кстати, мастера-канонира у тебя больше нет. Утопла по случайности. Так что если ты решишь немного задержаться…

— Не решу. Возвращаюсь на “Свободу” и в течение часа жду там свою команду. Если кто-то откажется служить под моим началом и захочет остаться у тебя — я в обиде не буду.

— Хорошо, я передам. — Морено задумчиво нахмурился, чуть наклонился вперед, чтобы не слышали остальные матросы в шлюпке, и прошептал: — Почему ты бежишь? Торопишься, словно демон в спину дышит. Сейчас-то почему? Парень придет в себя, очнется, хоть узнает, кому жизнью обязан… Ты же спасла его… и нас отчасти.

Ложь далась легко, легче, чем все остальное. Потому что она была так близка к правде, что Дороти самой хотелось верить в нее.

— Морено, мое происхождение не дает мне права потакать своим грехам, даже если они — лучшее, что со мной произошло за многие годы. Мне пора стать обратно командором, а тебе…

— …знать свое место, — тихо, но проницательно закончил Черный Пес, помолчал и едко добавил: — Что ж, бывай, моя упрямая командор. Семь футов тебе под киль.

Благое пожелание прозвучало зло, словно проклятие, и Дороти поспешила отвернуться, чтобы не видеть, как бессознательного Дорана осторожно переносят на борт “Каракатицы”, как Морено, не оглядываясь, поднимается за ним, а на его место садится тот самый офицер, который пытался предупредить о предательстве на балу в Йотингтоне, а с ним еще двое матросов, служивших на “Свободе”.

— Ну как вам, господа, схватка с иверцами? — светски поинтересовалась Дороти, кивая, что можно отчаливать.

Матросы слаженно и молча заработали веслами, офицер, немного подумав, откликнулся:

— Жаркое было дельце! Хорошо, что вы вовремя подоспели и мы сумели потопить этих недоносков. Только вот память подводит, с какого борта началась стрельба?

— Дык, с левого, сэр, — подсказал один из матросов,