В шаге от вечности - Алексей Алексеевич Доронин

Или тебя самого обманули. Это монтаж и графика. Я знаю, как такое делается. Я еще маленькая была, когда появился Deep fake.

— Ты о чем? Какой фейк? Я это снял сам. Я тоже так думал, пока мне это давали другие. Но я видел это своими глазами. Они убили их всех, а трупы сожгли. И это были не работорговцы и не наркомафия, а люди, которые хотели перемен. Ты хочешь еще свидетельств? Я найду. Сама и решишь, правда это или нет. Я думаю, это не первый случай. Ну так что? Найти?

— Не хочу, — она закрыла голову руками, будто маленькая девочка, зажимающая уши при ссоре родителей. — Мне уже плохо оттого, чем ты меня грузишь. Прекрати. Прекрати, слышишь! Меня тошнит и от тебя, и от твоих ненормальных приятелей. Иди к ним, если они тебе важнее, чем я! Иди! И гоняйся за своим призраком коммунизма. Чертов фанатик.

Она перевела дух. Взгляд ее был страшным, в нем была боль пополам с гневом. Комфортный мир дал трещину, но она пыталась склеить его… и ей это удалось.

На его попытки обнять ее, она просто отстранилась. И вдруг произнесла уже более спокойным голосом:

— Даже если ты не врешь… ну а ты думаешь твои любимые партизаны так не делают? Не убивают безоружных? Не пытают и не режут на куски? Я читала, как тоталитарные режимы уничтожали людей. Побольше, чем Корпус. Ты помнишь Пол Пота? Давай, езжай! В свою Южную Америку. Или Мексику. Ведь ты этого хочешь? Твое место там, а не здесь. Ты убийца. Ты адреналиновый наркоман. И ты врешь себе, что для тебя есть разница, кого убивать. Но тебе важно, чтоб был максимальный риск. Я это давно раскусила. Чтоб была опасность и смерть вокруг, чтоб все рушилось и взрывалось. Поэтому ты и решил поменять сторону, ведь в Корпусе тебе не поручали серьезных дел.

— Корпус не ведет операций против неосапатистов. Они просто крестьяне, доведенные до нищеты, которые взяли в руки оружие, чтоб бороться с эксплуататорами-латифундистами и корпорациями. Эти партизаны не воюют против мирных людей. И не применяют террористические методы.

Забегая вперед, последнее оказалось неправдой, а предпоследнее — полуправдой, но он тогда этого не знал.

— Корпус пока не ведет, — ответила Эшли. — Но рано или поздно возьмется. Эти люди могут заварить большую бучу и залить кровью целый континент. Мексика же в Южной Америке? Ах да, в Северной… тем более. Короче, я думаю, ты псих и подставляешь нас обоих. Даже в «Люфтганзе» были бы этому не рады, а тем более в Корпусе. Ты хочешь, чтоб у меня были проблемы? И чем эти лесные люди отличаются от тех исламистов, против которых ты воевал? Те были плохие террористы, а эти хорошие? Я вообще не понимаю, какого черта я тебя еще не сдала с потрохами СПБ!

Она и раньше говорила об этом, но в тот день Рубикон был перейден. Такого Макс простить и забыть не мог, даже если и допускал, что это просто слова. Отношения превратились в разбитую вазу, которую никто не захотел склеивать.

Сама Эшли служила на военной базе в Германии и участвовала в тренировочных вылетах на реактивных самолетах. Тогда еще не было в мире целей ни для разведки, ни для бомбардировки с воздуха, и служба была скучной. Платили там меньше, чем в гражданской авиации, но была перспектива попадания в действующий отряд космических сил. А это совсем другие деньги.

Вроде бы она на него так и не сообщила. Рихтер так и не узнал, по доносу ли его попытались взять или он давно был в оперативной разработке.

Хотя… кто их знает, эти игры спецслужб. Кто сказал, что они должны были его тут же взять, а не пытаться распутать всю нить?

«Ты не можешь быть счастливым и поэтому тебя тянет воевать. А борьба за справедливость и все эти голодные детки — твое самооправдание. Даже Джек Потрошитель и Гитлер искали оправдания. Вот ты и нашел. Ты не можешь радоваться солнцу, каждому божьему дню, птичкам на ветке, смеху детей. Поэтому ты хочешь разрушать, чтоб после тебя оставалась пустыня», — это было из одного ее сообщения, которое он запомнил.

Насколько же она его не понимала…

В тот же день она ему сказала, что никакого ребенка у них не будет, и это он виноват.

Он так и не узнал, был ли это выкидыш, или она избавилась… или ребенка просто выдумала, а теперь открыла правду. Он вдруг понял, что так и не узнал ее до конца. И когда она в очередной раз во время их конфликта сказала ему уходить, Максим так и сделал.

Теперь он понял, что гонялся за призраками именно тогда. За призраком счастливой семейной жизни, благопристойностью среднего класса. Жил ожиданиями других людей, а не своими, по макетам, которые ему подсунуло общество. А здесь в этом аду он наоборот почувствовал, что идет по тому пути, который был ему предназначен.

«Ты не плохой человек. Но, извини, я с самого начала не видела нас вместе. Не видела тебя отцом моего ребенка», — сказала Эшли ему на прощание. Но это был выстрел мимо цели, ему не было больно.

И теперь, напрягая память, Максим мог бы цинично сказать, что самыми приятными моментами их отношений за эти годы были те минуты, когда он был с ней, внутри нее. Это было циничным преувеличением, но не таким уж сильным.

Можно найти хоть сто таких как она, но зачем? Ключевая фраза «таких как». А вот найти других сложно. Он этим займется, но пока у него по плану было трудиться на благо революции и нового государства, которое, как он надеялся, одной Мексикой не ограничится.

*****

В лазарете была хорошая вентиляция, поэтому тяжелый запах, похожий на вонь давно не мытого холодильника, где испортилось мясо, тут почти не чувствовался. Пахло лекарствами и моющими средствами.

Несколько фигур в синих медицинских халатах вышли Рихтеру навстречу. Одну из них военспец узнал сразу. Русский врач-партизан, как всегда шумный и занимающий уйму места, что-то рассказывал невысокой мулатке. Видимо о своей родине, мешая испанские, русские и английские слова, продолжая какой-то незаконченный разговор:

— Ветер такой, что собаки мимо пролетают. Плевок замерзает на лету. Там, дорогуша, спирт нужен для работы не только механизмам, но и людям. Но я тебе ушанку подарю, настоящую. Really! From my heart.

Увидев Максима, он застыл и хлопнул ладонью себя по колену.

— А вот и ты! Хуэрто-муэрто! —