В шаге от вечности - Алексей Алексеевич Доронин

полежат в холодильниках. Нет, деньги нам за них не нужны. Каждого потом выдадим с подробным описанием их дел. Чтоб их родственники знали, кем их мужья, сыновья или папаши были. «Матадоров» это тоже касается. Ну а закончится место… пожалуйте в печку или в братскую могилу.

Из-за специфического жизненного опыта и врачебного сарказма речи Гаврилы многих эпатировали. Но почти все знали, что он человек в общем-то добрый. И признает право быть сожженным в крематории даже за самым жестоким наемником. Тем более даже про многих погибших с оружием было далеко не ясно, за кого они были, и были ли вообще за кого-то.

Они заговорили про то, что их снова передают в отряд «Панчо Вилья», который теперь увеличится в численности до батальона и будет разделен на взводы и роты. Максим сказал, что одну из последних возглавит лично.

Гаврила просиял.

— Ну, теперь дело пойдет. Я давно говорил, что ты далеко заберешься, немец… если не прибьют. Да ладно, шучу. Можешь на меня рассчитывать. Могильщика тоже берем.

— Он был работник морга или сотрудник похоронного бюро?

— Нет, он просто закопал одного бандита-коллектора живым, отсюда и прозвище.

Рихтер ничего не стал говорить про самосуд, но решил, что перед приемом надо тщательно проверить этого человека. И вообще всех. Чтоб не было новых эксцессов.

— Как питаются раненые? Продуктов достаточно?

— Они получают все, что надо. Это у меня нет продуктов, — Гаврила указал на свой живот, — Тут, потому что нет времени пожрать. Мне психолог сказал поддерживать себя самовнушением, а я хочу самогоновнушением. Не боись, раненые получают по высшему разряду. Продукты богатые чем нужно. А вот мне нужны продукты, богатые алкоголем, чтоб обнулить память винчестера. Завтра утром, когда меня сменят, я пойду навещу склад одного торговца в районе Мискоак. Этот maricon de mierda… нехороший человек… обещал нам ящик отличной текилы. Но сбежал из города неделю назад. Забоялся репрессий. Да за кого он нас принимает, ха. И запаролил хранилище. Вот завтра я получу увольнительную и наведаюсь туда. Реквизирую для клиники запас спирта, а себе возьму мой ящик. Я уже договорился, мне помогут трое антиподов из Буэнос-Айреса. Тебе принести пару бутылок? Por favor, май фрэнд! Или может, с нами выпьешь?

Аргентинцев русский назвал антиподами, видимо, от близости их страны к Южному полюсу.

— Нет, спасибо, не нужно. Да и пить настроения нет. Отдай тем, кому нравится.

Доктор-партизан немного скис.

— Ну как хотишь. Ты меня извини, брат, за все. Просто нервы ни к черту. Меня давно надо ужином напоить и спать уложить, но тут одна дамочка не понимает намеков. Ты сказал про трупы… вот я недавно был в морге. Там ад. Как и во всех моргах города и штата. Крематории работают без перерыва. Урны с прахом грузят в фуры, как апельсины. Падре собирается тут же и сегодня ночевать. Отпевает… не только католиков, а всех христиан. А может и нехристиан тоже. Тела привозят тысячами. Они лежат там уже не на столах, а просто на полу. Некоторых опознают. А многих — нет. Я видел такие сцены, что хватило на всю жизнь. Я такого не встречал, хотя десять лет проработал в медицине катастроф. А многих не опознать вообще. Никогда.

Он имел в виду, например, те случаи, где погибла вся семья целиком под залпами спутников или артиллерии, у которой, даже у своей, бывали и промахи. Весь город уже завесили объявлениями о пропавших людях. В локальной сети творилось то же самое. И это еще не включили общую, хотя бы в рамках страны…

— Во всех отделениях больниц тоже бедлам и долбанное чистилище, — добавил русский. — Даже хуже, чем здесь. Тех, у кого ранения и травмы допускают транспортировку, будут распределять в больницы штата… и даже соседних штатов. А самых легких и вовсе отпускаем долечиваться дома.

Несколько минут они молчали, и Гаврила вертел в руках еще одну сигарету. Похоже, просто, чтоб занять руки. Видно было, что нервы у него на пределе.

— Габриэл, подскажи, где в России говорят «мультифора»? — Максим задал вертевшийся давно на языке вопрос. — В значении «файл для листа бумаги»?

— Интересно-интересно… и где ты такое услышал?

— От одного твоего соотечественника.

— Ого, ему, поди, за семьдесят. У нас в Сибири так старики говорят. Все остальные… только «файл». Если молодые вообще знают, зачем нужна эта фигня. Но… погоди… еще я слышал один раз, когда был в Шанхае, зубы лечил. Русских там мало на побережье, они почти все живут в специальных городах. Но я видел нескольких. И у них там язык своеобразный. Как в двадцатых, когда они уехали. Они даже по фене ботают, которую в самом РГ после тюремной реформы уже забывают. А что?

— Да так, просто спросил.

"Jannisary" — мелькнула в мозгу Рихтера догадка, словно кусочек паззла, который он нашел случайно. Янычары. Участники «Евразийской программы сотрудничества».

В остальном мире почти не заметили, как когда-то пятьсот тысяч жителей тогда еще РФ, а не РГ, отобранных по сложной системе были заселены в пятнадцать городов-призраков, раскиданных по всей территории Поднебесной. Двести пятьдесят тысяч мужчин в возрасте от восемнадцати до тридцати лет и столько же женщин до двадцати пяти, которых отбирали почему-то из жителей провинциальных городов, исключая Москву и Санкт-Петербург. Все они обладали ярко выраженным славянским фенотипом, хорошим экстерьером, не имели проявлений генетических заболеваний в течение трех поколений. Все они были добровольцами, все, если верить просочившейся информации, получили бесплатные квартиры, большие подъемные, освобождение от налогов на десять лет и еще кучу льгот… плюс презрение и зависть бывших соотечественников, и смешанное отношение — от новых. Их договоры и вид на жительство сначала продлевались каждый год, а потом им предложили службу на новых условиях. И гражданство. Так они стали еще одним национальным меньшинством. Русские из России их недолюбливали, а остальной мир не знал, кем считать — русскими или китайцами. От других русских и европейских экспатов в Китае — которых было немного, их отделяла стена «особого статуса». А еще активно циркулировала конспирологическая версия, будто их завезли для опытов, похожих на те, которыми занимались нацисты или японский «Отряд 731». Или для репродуктивных экспериментов. Но никто из них не жаловался. В редких интервью все просто лучились довольством и на подопытных крыс точно не походили.

«Я скорее макаку в жопу поцелую, чем подам руку «янычару», — говорил Гаврила, хотя самих китайцев очень уважал («Молодцы, что разобрались со своими либерастами на площади Тяньаньмэнь. Поэтому и рванули в будущее,