Княжья воля - Константин Кудряшов

входа послышалась возня, затем ветерок принес сдавленные крики и звуки ударов. Потом все стихло. Мы с Яромиром переглянулись. Итог столкновения нам неизвестен, но раз уж там тихо, значит Стеген с парнями не сплоховали. Враги уже бы подняли шухер до самых небес.

— Стучи, — говорю лютичу. — Только негромко.

Я прижимаюсь спиной к стене корчмы с мечом в руке, чтобы когда дверь отворится сильно удивить открывшего ударом боевого железа. Четыре раза Яромир осторожно бьет в черные доски костяшками кулака и менее чем через десять секунд теплое нутро кормы выплескивает наружу смрадную мешанину запахов. В проеме кто-то пискнул, потом ахнул. Я в последний момент удерживаю руку с мечом от непоправимого. Девка. Лет четырнадцать-пятнадцать, но уже по-женски оформившаяся до той степени, когда мужичье начинает пускать слюни. Помятая изрядно, с зареванным, круглым, бледным лицом, распущенными волосами, жирными пятнами на одежде. Обрадовалась, бормочет по нашему. Говорит, что хозяина в корчме нет. Ну еще бы, хитрожопый трактирщик давно сделал ноги, небось, сразу же после того как Чус его предупредил и теперь вместе с родней коротает беспокойную ночь за прочными стенами укрепленного города. А эту девку как и еще четверых пришлые приволокли с подола, обслуживать да развлекать лучших бойцов и воевод чужого князя.

— Звать как?

— Карья, — голос девчонки задрожал.

— Девки все там? — кивая внутрь проема, спрашиваю шепотом.

Там. Все там. Двоих забрал себе на ночь чужой князь, а еще одну утащил его дружок самый свирепый на вид, на страшного вепря похожий.

— Так, — говорю, применив в уме простейшие навыки арифметики. — А еще одна где?

— Убили, — отвечает Карья, еще больше побледнев. — Зарезал один из воевод, тоже страшный как зверюга лесная. Сначала измучил всю, а потом ножом искромсал.

М-да, проблемка. Возможность присутствия в корчме гражданских лиц мы на совете тоже не учли. Душить дымом и жечь наших посадских девчонок — сущее преступление, еще большее преступление — оставить их в лапах кровавых маньяков.

— Слушай меня, Карья, внимательно: ты девчонок привести сюда сможешь? Вывести из корчмы к нам, сумеешь?

Глаза девки испуганно расширяются, кажется, она понимает куда я клоню. Смышленая попалась. Говорит, что много там чужих и нам вдвоем не одолеть, некоторые спят очень беспокойно в обнимку с оружием.

— А мы и не будем одолевать, — говорю. — Ты, главное, подруг своих выведи, а дальше мы разберемся. Ну как, сделаешь?

Девка кивает и пропадает в темном чреве корчмы. Яромир кидает на меня беспокойный взгляд: время, мол, уходит. Знаю, что время, но иначе никак. Не вернется — сами внутрь пойдем. Яромир решительно поджимает губы и непонятно — одобряет или нет.

Карья вернулась. С двумя подружками изрядной потрепанности. Лица перепуганные, одежи зимней нету, перегаром разит как от матросни.

— Третья где?

— В комнатке с воеводой, — докладывает Карья. — Он не спит еще.

Понятно. Значит Горхид в ауте, раз ей как-то удалось извлечь из его постели этих двух девчонок.

Оборачиваюсь на звук шагов. По глубокому вдоль стены снегу к нам подходит Вран. Левая щека в крови, правый глаз заплыл.

— Семерых успокоили, приперлись какие-то… Твой Джари сущий зверюга! Пока там тихо. Как у вас?

Я обрисовал ему ситуацию, закончив свою короткую речь идеей пойти в корчму и выручить оставшуюся там девку. Вран отнесся к затее крайне негативно. По его мнению на войне одним трупом больше, одним меньше, разницы нет. Зато если нас внутри прищучат, то дела мы не сделаем и очень многие сотни горожан завтра сложат свои головы. Одна мертвая девка против населения Полоцка… Ну да, ну да, потери случайные и неизбежные…

Задумался я. Идти или не идти…

— Я пойду! — заявляет вдруг Яромир и решительно протискивается между мной и Враном к двери. Останавливать его я не желаю. Один лютич, знающий вражеский язык может справиться лучше без прицепа в виде меня и Врана.

Я прошу Врана и Яромира отдать верхнюю одежду девкам, сам снимаю свой полушубок и обнимаю им дрожащие Карьины плечи. Как же все таки нам повезло, что дверь отворила именно она.

Остаемся в кольчугах и бронях, сейчас будет очень жарко и меха со шкурами нам будут только мешать. Яромир исчезает в корчме.

— Спрячьтесь пока за амбарчиком, — советую девкам, а Врану велю возвращаться к парадному входу, доложить в сани еще парочку жмуров из свежих и облить их всех горючей жидкостью из двух мешков.

Вран убегает выполнять приказ, а я стиснув от напряжения зубы жду возвращения Яромира, считаю каждый удар сердца. Минут семь его не было, а когда Яромир вынырнул из тьмы служебного помещения корчмы, я понял, что девка в его жилистых руках мертва. Живые так голову не запрокидывают.

— Что с ней? — спрашиваю.

— Задушил сука! — прошипел лютич с плохо сдерживаемой яростью и сплюнул на снег.

Я трогаю неестественно выгнутую шею пальцами. Девчонка холодная минут уже как двадцать, бархатная, молодая кожа то ли в слюнях, то ли еще в какой дряни. Мертвую он ее пользовал что ли?

— Надеюсь ты его выпотрошил?

— А как же. Кишки по всей комнате висят.

Это хорошо. И ничего удивительного, что лютич справился. Этот парень в одиночку перебил десяток данов и сложил из отрезанных голов знак-предупреждение остальным врагам. Настоящий мужик. Было бы совсем неплохо, если б он таким же макаром пробрался в соседнюю комнатушку и пришпилил Горхида к лежанке. Умишка не хватило. Но, что есть, то есть. Пора претворять нашу задумку в жизнь. Крышу нам не подпалить, а вот выходы огнем перекрыть мы сумеем.

Погибшую полочанку Яромир бережно опускает в снег и помогает мне затаскивать мешки с горючим в корчму. В служебном проходе так же как и в моей корчме наложено по стенам всякой всячины от мешков с зерном и мукой до охапок сушеных приправ и бочонков с хмельными квасами и пивом. Внутри тепло и изрядно вонюче. Несет давно немытой человечиной, жареным мясом, дымом и свежей блевотиной. Сонное сопенье и многоголосый храп наполняют эфир. На ум приседает воображаемое зрелище висящих по углам гостевой комнатки дымящихся кишок убитого Яромиром латгальского воеводы похожего на дикого лесного вепря и мне становится тошновато. В проем трапезной залы я решаю не соваться, мало ли кто из валяющихся там усталых гостей заметит шевеление. До поварни я тоже решаю не доходить. Лучше вообще не маячить на виду. Очаг в корчме еще теплится, озаряя трапезную призрачным, умирающим светом, но настоящего воина может насторожить любая тень. Трезвого и не спящего. Тем не менее рисковать я не хочу.

— Лей на