Дин Рид: трагедия красного ковбоя - Федор Раззаков

Между тем в эту картину Дин мог и не попасть. А виной всему была его политическая активность: тут были и события «жаркой осени» 69-го, и последняя его поездка в Москву. После того инцидента у посольства США американский посол телеграфировал на родину о том, что Дин Рид опять позорит свою страну, выступая против ее правительства. Эта информация дошла до боссов кинокомпании «Юнайтед артистс», усилиями которой должен был появиться на свет и фильм «Прощай, Сабата». Когда боссы узнали, что Паролини собирается пригласить на одну из главных ролей Дина Рида, они отправили в Рим телекс с просьбой подыскать другого актера. Но Паролини и продюсер фильма Альберто Гримальди, что называется, уперлись: вся фишка их будущего фильма как раз и состояла в том, чтобы соединить в одном тандеме Юла Бриннера и Дина Рида, который в Италии был очень популярен. Однако боссы «Юнайтед» тоже не собирались сдаваться и требовали выполнения своей просьбы, грозя режиссеру и кинокомпании штрафными санкциями. Тогда Гримальди пошел на хитрость. Он пригласил к себе Дина и, объяснив ему ситуацию, сделал предложение: актер в течение трех съемочных месяцев обязуется не выступать с публичными политическими заявлениями, а он добивается у боссов «Юнайтед артистс» утверждения его на роль. Дин подумал и согласился: уж больно ему хотелось сыграть в паре с самим Юлом Бриннером. Это условие даже включили отдельным пунктом в контракт Дина, чего с ним до этого еще ни разу не происходило.

Съемки фильма проходили в Испании и оставили у Дина двоякое впечатление. С одной стороны, он мог вполне быть доволен результатом (герой, сыгранный им, оказался наиболее интересным из всех представленных в фильме), с другой – теплых отношений с Юлом Бриннером не получилось. Тот оказался человеком достаточно малоконтактным, да к тому же еще исповедовал антикоммунистические взгляды. И, едва произошла их первая с встреча с Дином, не преминул подчеркнуть последнее, заявив следующее:

– Я, конечно, уважаю перебежчиков, но только тех, кто бежит на нашу сторону, а не на ту.

Позднее Дин узнал, кого имел в виду Бриннер: Рудольфа Нуреева (Бриннер одно время даже собирался фиктивно усыновить танцовщика, чтобы выправить ему паспорт) и Романа Поланского.

Закончив съемки, Дин вернулся в активную политику. И в начале августа 1970 года отправился в Чили, где назревала настоящая сенсация – приход к власти левых сил.

Все эти годы Дин внимательно следил за тем, что происходило в Латинской Америке, и в особенности в Чили. Он несколько раз ездил туда с гастролями, поскольку слава его, с тех пор как он впервые там появился, продолжала оставаться достаточно высокой. Дина в Латинской Америке называли «гринго» (друг), и публика всегда с большим энтузиазмом шла на его концерты, поскольку он с одинаковым успехом пел не только американские рок-н-роллы и песни в стиле кантри, но и латиноамериканские шлягеры: чилийские, аргентинские, кубинские и т. д.

После того как путь в Аргентину ему был заказан (там по-прежнему у власти находился генерал Онганиа), Дин чаще всего из всех латиноамериканских стран приезжал именно в Чили, где у него было много друзей. В основном это были представители низших слоев населения – крестьяне, рабочие, но были среди них и политики: например, лидер социалистов Сальвадор Альенде, а также многие члены Коммунистической партии Чили. С последними Дин имел самую тесную связь и иногда выполнял их разовые поручения, являясь неким связующим звеном между чилийскими коммунистами и их западноевропейскими соратниками.

Между тем в стратегических планах США в Латинской Америке Чили занимала важное место. Поэтому к власти там в последние годы приходили люди, которые были удобны Вашингтону. Например, карьера президента страны того времени Эдуардо Фрея (1964–1970) резко пошла в гору с 1961 года, когда он выступил в газете «Нью-Йорк таймс» с заявлением, что христианская демократия Чили (а Фрей был лидером ХДП с 1957 года) «окончательно и открыто присоединяется к антикоммунизму, она не будет добиваться национализации всех горнорудных предприятий, а будет осуществлять в этой области лишь очень осторожные шаги, как, например, это было сделано в отношении нефти».

В итоге, когда три года спустя Фрей выставил свою кандидатуру на пост президента, именно его поддержал Белый дом, а также деловые круги некоторых европейских стран, которые тоже имели свои интересы в Чили. Чуть позже один американский журналист приоткрыл завесу секретности над президентской кампанией 64-го года. Он сообщил, что христианские демократы получали ежемесячно около 1 миллиона долларов из американских источников, а также от 18 до 20 миллионов долларов от христианских демократов ФРГ, Италии и Бельгии.

Однако по мере нахождения Фрея у власти отношение к нему Вашингтона менялось. В итоге, когда в мае 1968 года правительство Фрея поставило страну на грань экономического кризиса, американцы даже пытались подталкивать тамошних военных к перевороту. Но из этой затеи ничего не вышло. А в сентябре того же года американцы получили новый урок. В том месяце в Рио-де-Жанейро прошла 8-я Межамериканская военная конференция, на которой присутствовали военные делегации 18 латиноамериканских стран. Цель этого форума озвучил американский генерал Уильям Уэстморленд (он до этого возглавлял американские вооруженные силы во Вьетнаме), который заявил: «Никакая гражданская администрация в Латинской Америке неспособна с успехом бороться с коммунистической подрывной деятельностью. В то же время долгом вооруженных сил является овладение положением и борьба с указанной угрозой».

На этой конференции было принято несколько резолюций. И только министр обороны Чили Серхио Кастильо Арангис оказался одним из немногих, кто нашел в себе силы проголосовать против некоторых из них (он, например, предложил заменить в документах слово «коммунизм» на «мятеж»). Таким образом США было в очередной раз указано, что чилийская армия не хочет быть марионеткой в их руках (как, например, армия аргентинская).

Между тем на рубеже 60-х ситуация в Чили становилось все более драматической. К концу десятилетия в стране стал нарастать экономический кризис, когда инфляция в стране достигла 35–40 % в год. В итоге требования более радикальных преобразований, выдвигавшиеся левыми партиями, стали встречать все большую поддержку, в том числе и среди самих христианских демократов. Численность руководимого коммунистами и социалистами Единого профцентра трудящихся (КУТ) превысила полмиллиона человек. И вот уже в марте 1969 года на парламентских выборах депутаты от ХДП потеряли 27 мест (было 82, стало 55), а коммунисты и социалисты увеличили число своих мандатов до 37.

К декабрю ситуация еще более «полевела»: левые силы объединились в блок Народное единство, в который вошли коммунистическая, социалистическая и обновленная радикальная партии, Движение единого народного действия и др. Эти силы всерьез рассчитывали осенью следующего года привести к власти своего кандидата. Случись это, и впервые в истории Латинской Америки президентом законным путем мог стать промарксистски настроенный кандидат. Имя его было известно – лидер социалистов Сальвадор Альенде, который не смог прийти к власти в 1964 году во многом из-за сопротивления Вашингтона. Поскольку Дин хорошо знал этого человека и разделял его политические взгляды, он всей душой желал ему победы. А чтобы не остаться в стороне от политической борьбы, он решил ехать в Чили и сделать от себя все возможное, чтобы Альенде победил.