Слепой Орфей - Александр Мазин

– Спортсмен!

Двое ближайших приятелей Харлея перестали вальяжно поигрывать оружием, тоже оглянулись. В этот момент Стежень мог бы положить всех троих, но воздержался.

По толпе байкеров прокатился ротопок. Многие вытягивали шеи с явным интересом. Надо же, сам Спортсмен!

– Надо же,– без улыбки произнес Ласковин.– Ты меня узнал. Это хорошо. Плохо, что ты не узнаешь моих друзей. Плохо, Харлей. Очень плохо.

Вожак байкеров убрал наконец автомат от живота Стежня, тяжело соскочил с крыльца. Несмотря на могучую поддержку и оружие в руках Харлей почувствовал себя очень неуютно.

– Да ладно, брат, ну обознались.– Он перекинул автомат в левую руку, а правую с напряженной улыбкой протянул Ласковину. В глазах байкера плескался страх.

«Ну, козел! – с яростью подумал он о Сатане-Морри.– Ну, подставил!»

– Забирай свою кодлу и вали! – металлическим голосом процедил Ласковин.

– Да ты чё, Спортсмен! – уже всерьез испугался Харлей.– Ну кинули нам слева, ну ладно тебе, ну никого ж не обидели даже. Ну, я возмещу… – протянутая рука сиротливо висела в воздухе.

– Ладно,– сухо, но уже без угрозы сказал Ласковин.– Катитесь. Только быстро.

– Мигом.– Харлей слегка повеселел. Уже от ворот крикнул:

– Спортсмен, ты это… Абреку не говори, лады? За мной не заржавеет!

– Посмотрим.

Через несколько минут, когда рев мотоциклов растворился вдали, Ласковин озабоченно произнес:

– Ни хрена не понимаю. Харлей всегда четко знал свое место…

– Времена меняются,– заметил Игоев.– И не без помощи нашего черного приятеля.

– Да уж,– мрачно отозвался Андрей.– Будем ждать крупных пакостей.

Попасть на территорию военной части для Морри не представляло проблем. Он просто появился у КПП и велел вызвать главного. Главным для караула был дежурный офицер, а для дежурного офицера – командир полка. И так далее, по цепочке. Каждый последующий «главный» неизменно проникался к Морри симпатией с оттенком почтения, поскольку данные качества у кадровых военных идут рука об руку с готовностью подчиняться. Общеизвестно: в армии командуют только те, кем в свое время успешно командовали другие. Так, пересаживаясь из машины в машину, Морри перемещался в пространстве и одновременно – вверх по чиновной лестнице Ленинградского военного округа. До самого верха ему добраться не удалось, поскольку «верх» оказался в Москве, но для Морри вполне хватало и замов. Цель же у Морри была предельно проста. Вокняжиться в городе. Вечером, примерно в то время, когда команда Харлея осадила дом Стежня, Морри-разум через посредство подмятых Морри-алчущим генералов (к его немалой удаче, ни один из них не принадлежал Силам, разве что формально) собрал вместе более пятисот старших офицеров. Далее устами заместителя командующего сообщил им: терпеть больше невозможно. Пора навести порядок. Сказал он и многое другое, но только то, что желали услышать товарищи офицеры. А желания их были просты и материальны. Легко и приятно верить тому, что жаждешь услышать.

Усомнившихся было не много, и их Морри «успокоил» без труда. Теперь он был достаточно силен для этого. После агитационной речи генерал довел до сведения офицеров, что каждому из них надлежит делать. Устно. Но каждый получил и письменный официальный приказ. После этого сомневающихся не осталось совсем. Все понимали, что значит подписание такого приказа для подписавшего в случае неудачи. И каждый, мало-мальски знавший заместителя командующего, не сомневался: по собственной инициативе он на такое никогда не решился бы.

Никто, ни один из полутысячи офицеров, не «учуял» Морри.

Ранним утром следующего дня, как и положено, под прикрытием авиации, одновременно с четырех направлений в город вошли танковые колонны. Первым из власть предержащих узнал об этом, как ни странно, начальник петербургской ГАИ. Вояки, доложили ему, потребовали сопровождения для безопасного прохождения колонн. Начальник чертыхнулся, но, уверенный, что происходящее санкционировано свыше, отдал нужное распоряжение.

В пять часов сорок минут петербуржцы были разбужены ревом пронесшихся над городом боевых самолетов. После этого многие вновь благополучно уснули, но часть из уснувших была опять разбужена. Рычанием танковых двигателей. Теперь уже надолго, поскольку танки двигались значительно медленнее самолетов. Но достаточно быстро, чтобы безвозвратно испортить недавно отремонтированные дороги и к назначенному времени блокировать всё, что следовало блокировать. Охрана административных учреждений армии не препятствовала. Слишком очевидно было силовое превосходство последней. Впрочем, милицию никто не разоружал. Что таить, очень многие из служителей правопорядка отнеслись к происходящему одобрительно. Поскольку нынешняя власть относилась к ним ничуть не лучше, чем к армейцам.

Еще пару лет назад кое-кто, возможно, и попытался бы сопротивляться… Но все – к лучшему. Никто из носящих форму в это утро не пострадал. Пострадавшие были – только среди гражданского населения. А гражданское население в промежутках между выборами никто не принимает в расчет.

В шесть часов сорок минут воины Морри заняли Смольный, а в шесть сорок пять в доме Стежня пробудился телефон. Звонила Людмила, одна из сотрудниц Игоева.

В шесть пятьдесят пять четверо находившихся в доме мужчин уже знали о том, что произошло в городе. И почти не сомневались, кто это сделал. Потому что ждали чего-то подобного. Не ждали только, что все произойдет так быстро.

– Что теперь делать? – спросил Ласковин. Стежень впервые видел Андрея таким растерянным.

– Ничего,– хмурясь, ответил Игоев.– Теперь – ничего. Через пару часов за нами приедут. И думаю, уже не байкеры. Ему нужно это.

– Может, вывезти и спрятать? – предложил Фрупов.

– Спрятать? От него?

– Тогда – уничтожить.

– Бессмысленно. Это уже ничего не изменит. Для нас. И для всех.

– Я одного не понимаю… – медленно проговорил Ласковин.– Почему – в Питере? Почему не в Москве?

– Хороший вопрос,– произнес Фрупов.– В самое яблочко. Теперь заварится красная каша! Может, ему это и надо?

– Не знаю,– ответил он.

Стежень слушал их как бы сквозь пелену. Омерзительная пустота в груди. И куча вопросов, на которые нет ответа. И самое скверное, полное отсутствие будущего. А будущее отсутствует только тогда, когда впереди – смерть.

Но когда исчезает будущее, вместе с ним исчезает страх.

Незаметно он выскользнул из гостиной, спустился вниз по лестнице, открыл стальную, покрытую вмятинами дверь, вошел и запер ее за собой.

Затем, без каких-либо эмоций, действуя, словно автомат, вынул из морозильника коричневые останки, взял небольшой кусочек и поместил в шаровую мельницу. Сев на стул, он молча и бездумно глядел перед собой, пока твердые шары истирали в порошок вечную плоть. Громко и бездумно…