📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгИсторическая прозаИмператор, который знал свою судьбу. И Россия, которая не знала - Борис Романов

Император, который знал свою судьбу. И Россия, которая не знала - Борис Романов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 82 83 84 85 86 87 88 89 90 ... 156
Перейти на страницу:

Для кого же предлагал Горький эту религию? Читаем строки об отце Павла:

Так жил и Михаил Власов, слесарь, волосатый, угрюмый, с маленькими глазами; они смотрели из-под густых бровей подозрительно, с нехорошей усмешкой. Лучший слесарь на фабрике и первый силач в слободке, он держался с начальством грубо и поэтому зарабатывал мало, каждый праздник кого-нибудь избивал, и все его не любили, боялись. Его тоже пробовали бить, но безуспешно. Когда Власов видел, что на него идут люди, он хватал в руки камень, доску, кусок железа и, широко расставив ноги, молча ожидал врагов. Лицо его, заросшее от глаз до шеи черной бородой, и волосатые руки внушали всем страх. Особенно боялись его глаз, — маленькие, острые, они сверлили людей, точно стальные буравчики, и каждый, кто встречался с их взглядом, чувствовал перед собой дикую силу недоступную страху, готовую бить беспощадно.

— Ну, расходись, сволочь! — глухо говорил он. Сквозь густые волосы на его лице сверкали крупные желтые зубы. Люди расходились, ругая его трусливо воющей руганью.

— Сволочь! — кратко говорил он вслед им, и глаза его блестели острой, как шило, усмешкой. Потом, держа голову вызывающе прямо, он шел следом за ними и вызывал:

— Ну, — кто смерти хочет?

Никто не хотел.

Говорил он мало, и «сволочь» — было его любимое слово [34].

«Зарабатывал мало», но как-то Горький не пишет, в чем нуждалась семья, чего необходимого не могла купить. Когда Михаил Власов заболел, пришел к нему доктор, предложил сделать операцию — опять же, не пишет Горький, что не было денег на доктора, на операцию в больнице. Михаил сам отказался от операции.

Но, может, жила семья Власовых в подвале, в бараке, в «коечно-каморочном общежитии»? Нет, все рабочие этой фабрики жили в слободке в отдельных домиках (арендовали их), и, видимо, аренда была не в тягость, иначе Горький непременно бы об этом упомянул.

Что это были за домики? Вот домик Власовых, семья из трех человек:

Дом их стоял на краю слободы, у невысокого, но крутого спуска к болоту. Треть дома занимала кухня и отгороженная от нее тонкой переборкой маленькая комнатка, в которой спала мать. Остальные две трети — квадратная комната с двумя окнами; в одном углу ее — кровать Павла, в переднем — стол и две лавки. Несколько стульев, комод для белья, на нем маленькое зеркало, сундук с платьем, часы на стене и две иконы в углу — вот и все.

Павел сделал все, что надо молодому парню: купил гармонику, рубашку с накрахмаленной грудью, яркий галстух, галоши, трость и стал такой же, как все подростки его лет. Ходил на вечеринки, выучился танцевать кадриль и польку, по праздникам возвращался домой выпивши и всегда сильно страдал от водки. Наутро болела голова, мучила изжога, лицо было бледное, скучное [34].

Отдельный дом, хотя бы и небольшой, — не так уж плохо для семьи из трех человек (а после смерти отца, для двоих) по тем временам. Напомню, что в СССР еще и в 1970-х гг. на очередь на жилье ставили с жилплощадью менее 4,5 м2 на человека (позднее менее 6 кв. м на человека), а жилье давали из расчета 12 м2 на человека — похоже, не меньше было у семьи Власовых до смерти отца. Так что в СССР даже и в 1970-х гг. их не поставили бы в очередь на улучшение жилья, и метраж жилья у них соответствовал советским нормам 1970-х гг.

И где же в семье Власовых нищета, нужда, недоедание? Будучи еще подростком, Павел на фабрике зарабатывает достаточно, чтобы и оплачивать аренду отдельного домика, и приодеться, и гармонь приобрести (недешевая покупка). Кстати, вспомним, что действие романа разворачивается примерно в 1904–1905 гг., а впоследствии уровень жизни рабочих и их социальное обеспечение неуклонно повышались.

Ну а в те годы на многих крупных фабриках действовал Общероссийский рабочий союз Зубатова, который приобщал рабочих и к учебе, и к культуре, — но такую, более типовую для того времени фабрику Горький описать не мог. Не получился бы его роман на такой фабрике.

Что же, беспросветна и безвыходна была жизнь в описанной рабочей слободке?

Вроде нет. Вот Павел Власов начал было правильный путь:

И в отношении к матери было что-то новое: он иногда подметал пол в комнате, сам убирал по праздникам свою постель, вообще старался облегчить ее труд. Никто в слободе не делал этого.

Однажды он принес и повесил на стенку картину — трое людей, разговаривая, шли куда-то легко и бодро.

— Это воскресший Христос идет в Эммаус! — объяснил Павел.

Матери понравилась картина, но она подумала: «Христа почитаешь, а в церковь не ходишь…»

Все больше становилось книг на полке, красиво сделанной Павлу товарищем-столяром. Комната приняла приятный вид. Он говорил ей «вы» и называл «мамаша» [34].

Но одновременно Павел Власов подпадает под влияние социалистов. С чего они начинают охмурять его? Читаем…

Звучный голос сливался с тонкой, задумчивой песней самовара, в комнате красивой лентой вился рассказ о диких людях, которые жили в пещерах и убивали камнями зверей. Это было похоже на сказку.

Понятно. Естественная история по Дарвину. Мол, не Бог создал человека, а обезьяны. Интересно еще и то, что эти «наставники» апеллируют вовсе не к тому, что рабочие живут плохо материально. Вот что говорит главный «наставник», хохол по фамилии Находка:

Сытых немало, честных нет! Мы должны построить мостик через болото этой гниючей жизни к будущему царству доброты сердечной, вот наше дело, товарищи!

Ну а его подельник, известный слободе сын вора Даниды, добавляет:

— Пришла пора драться, так некогда руки лечить! — глухо возразил Весовщиков.

Постепенно эти социалисты разворачивают в поселке свою деятельность, печатают листовки. А что же слободские, рабочие? Читаем:

Пожилые люди, имевшие на фабрике хороший заработок, ругались:

— Смутьяны! За такие дела надо морду бить!

И носили листки в контору. Молодежь читала прокламации с увлечением:

— Правда!

Большинство, забитое работой и ко всему равнодушное, лениво отзывалось:

— Ничего не будет, — разве можно?

Но листки волновали людей, и, если их не было неделю, люди уже говорили друг другу:

— Бросили, видно, печатать…

А в понедельник листки снова появлялись, и снова рабочие глухо шумели. В трактире и на фабрике замечали новых, никому не известных людей. Они выспрашивали, рассматривали, нюхали и сразу бросались всем в глаза, одни — подозрительной осторожностью, другие — излишней навязчивостью [34]

1 ... 82 83 84 85 86 87 88 89 90 ... 156
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?