Польша против СССР 1939-1950 - Елена Яковлева

На этом фоне особенно смехотворными выглядят порядком замусоленные теории о бездействии Красной армии и мифическом «стоп-приказе», самозабвенно выдвигаемые известным страдателем за польскую правду господином Б. Соколовым. При чтении размышлений последнего и иже с ним о преднамеренном неоказании советской стороной помощи восставшим возникает стойкое подозрение, что упомянутые знатоки вопроса являются тайными почитателями Сталина. Ибо как иначе толковать их горячую убежденность в том, что Сталин мог спасти восстание, но не захотел. Почти по Лермонтову: «Была б на то Господня воля...» Но ведь тирану Сталину противостоял уж по крайней мере не меньший тиран Гитлер с далеко еще не разгромленной на тот момент армией, разве нет?

Опять же, если кому интересны первоисточники, то в них можно найти, что думал по этому поводу сам Сталин. А конкретно его ответ на вопрос о восстании, заданный ему поляками, служившими в рядах Войска Польского: «Если бы нас спросили, мы бы не дали совета восставать. Красная Армия, которая овладела не одним крупным городом в ходе наступления, никогда не брала больших городов, подобных Варшаве, лобовым ударом. И мы никогда не призывали население наших больших городов к восстанию. Варшаву в лоб нельзя было взять, т.к. она находится на высоком левом берегу Вислы. Брать Варшаву в лоб — значит разрушить город артиллерией и понести при этом ненужные жертвы. Здесь создалось положение, аналогичное с Киевом... Мы Киева в лоб не брали. Мы взяли его обходом. Мы и Варшаву хотели взять обходным маневром, но к такой операции нам нужна была серьезная подготовка. Нужно было подтянуть минимум 40 дивизий, много боеприпасов и продовольствия... Нужно было время. Вот почему Красная Армия временно задержалась у стен Варшавы»[213].

А тому, кому и этого мало, можно привести красноречивый пример Словацкого национального восстания. Ведь и там, несмотря на несравненно большую роль словацких коммунистов, восстание было поднято без координации с Красной армией, о нем даже не было проинформировано руководство компартии Чехословакии в Москве. Одно отличие: тут уж никого не упрекнешь, большевики рванулись на помощь сразу. Восстание началось 29 августа, а 8 сентября 38-я армия 1-го Украинского фронта предприняла наступление с целью взятия Дукельского перевала и выхода в Словакию для помощи повстанцам. Ведь перспектив у этого восстания было намного больше, чем у Варшавского, так как в нем участвовали и части словацкой армии, перешедшие на сторону повстанцев. И что же в итоге? Увы, и здесь немцы смогли сконцентрировать свои силы и навязать Красной армии тяжелые бои, так что перевал был взят только 6 октября 1944 г. и с очень большими потерями. А к этому времени немцам удалось стянуть достаточно войск, чтобы к концу октября ликвидировать основные пункты сопротивления словаков.

Впрочем, вернемся к Варшавскому восстанию. Сколько бы разномастные «правдоискатели» не поливали грязью наших солдат и военачальников, стоящих под стенами польской столицы, тогда, в 1944 году, они свой воинский долг выполнили сполна. А чтобы убедиться в этом, достаточно ознакомиться с данными, которые приводит В. Фалин, а именно, что в течение августа — сентября 1944 г. Красная армия имела безвозвратные потери в объеме 7 750 человек, 24 100 солдат и офицеров было ранено и контужено, а безвозвратные потери 1-й польской составили более 5 600 человек[214]. При этом не стоит забывать, что речь идет о потерях, связанных только с помощью Варшаве, а каковы бы они были при атаке в лоб и без подготовки? Для сравнения: союзники к высадке в Нормандии и освобождению Западной Европы готовились в течение долгих четырех (!!!) лет, однако критические голоса по поводу того, что пока они увлеченно надраивали пуговицы на мундирах, немцы за Ла-Маншем не менее увлеченно расстреливали бойцов Сопротивления, почему-то не слышны.

И еще, раз уж мы заговорили о потерях, то для полноты картины приведем и польские сведения на этот счет. Подполковник Фелицьян Майоркевич (псевдоним «Ирон») уже в конце точно оценил потери неприятеля на уровне 10-12 тыс. убитых и раненых. Обнаруженные затем немецкие документы показали, что потери группы фон дем Баха составили 1 570 убитых и 8 374 раненых.

В целом погибло, таким образом, до 16-20 тыс. польских бойцов, а немецких солдат — ок. 2 000 Соотношение погибших польских и немецких военнослужащих тем самым получается 10:1. Если же учесть жертвы среди гражданского населения, то окажется, что на каждого убитого во время восстания немца приходилось до 70 погибших поляков.

Так что, — пусть простят нас сгинувшие в варшавском аду августа-сентября 1944 г. — восстание было обречено с самого начала, и 1 октября 1944 г. после совещания главного командования АК в Варшаве было принято решение капитулировать. Утром 2 октября делегация повстанцев отправилась к фон дем Баху-Зелевскому и к 21 часу ночи подписала акт о капитуляции, согласно которому в течение 4-5 октября сдались около 12 тыс. повстанцев. Их раскидали по различным лагерям военнопленных. Корпус же фон дем Баха, уничтожавший Варшаву и ее жителей, 8 октября немцам пришлось расформировать, так как после двух месяцев боев он уже не мог считаться полноценной боевой единицей — входившие в него полки и батальоны к этому моменту имели в своем составе от 100 до 300 солдат каждый. И лишь бригада Дирлевангера, который за действия в Варшаве был награжден Рыцарским крестом, была пополнена и в октябре направлена на подавление Словацкого национального восстания.

А что же Бур-Комаровский, отдавший приказ о восстании, закончившимся катастрофой? Он, великодушно раздав уцелевшим повстанцам по 20 долларов из бюджета АК за патриотизм и два месяца боев, отбыл сдаваться. Что было не таким уж и неприятным занятием, поскольку с вражеской стороны ему приветливо улыбались старые знакомые. Да и переговоры о сдаче с ним вел небезызвестный Кристианзен из абвера, плодотворно поработавший с Армией Крайовой в Вильно. Как сообщала 29 июля 1994 немецкая газета «Die Zeit» в статье «Mit Feuer und Rauch» (В огне и дыму) в благодарность за его посреднические услуги Комаровский даже подарил Кристианзену свой портрет с надписью «Благодарю!». А вскорости и еще один благодетель подоспел! Как писал в своих «Воспоминаниях солдата» Г. Гудериан, ставший к тому времени начальником Генерального штаба: «После капитуляции пленные повстанцы были переданы эсэсовцам. Бур-Комаровский был знакомым Фегеляйна, они неоднократно встречались на международных турнирах. Фегеляйн о нем позаботился». К этому следует добавить, что Бур-Комаровский и Фегеляйн на самом деле познакомились еще раньше, по службе в австрийской армии во время Первой мировой войны.

Что тут скажешь, повезло командующему АК, не брезговавшему водить дружбу с эсэсовскими генералами. Отсюда вывод: истинному польскому патриоту полезные знакомства в абвере и СС — не помеха. Тем более столь лестные. Ведь Фегеляйн был самым известным кавалеристом в гитлеровской Германии, победителем множества турниров и массовиком-затейником по конному спорту во время олимпиады 1936 г. в Берлине. Чего Комаровский, будучи настоящим уланом, рубившимся с Советами в 1920 г. и недолго с немцами в 1939 г., конечно же, не мог не оценить. Так что двух наших кавалеристов свели, если так можно выразиться, общие лошадиные ценности. Правда, война 1939 г. на время выбила «Бура»-Комаровского из седла, ведь в подполье на белом коне, как пан Андерс, не поскачешь. А вот группенфюрер Фегеляйн стал в 1941-1942 гг. командиром кавалерийской бригады СС, которая прочесывала припятские болота в поисках «партизан и бандитов». А так как ни в 1941-м, ни в 1942 г. польских партизан в данном районе не наблюдалось, то и жертв среди них не было. А спортсмен Фегеляйн, успевший за время своих славных кавалерийских походов загубить около 20 000 душ, на поверку оказался душевным человеком и позаботился о спортсмене Комаровском. Что и не удивительно, человек-то он был разносторонний и даже не чуждый прекрасного. Он и в Варшаву 13 августа 1944 г. прибыл по приказу Гитлера не с Буром-Комаровским воевать, а «сохранять» особо ценные произведения искусства. Видимо, и Бур-Комаровский к ним относился.